- Видел. Он меня шуганул, потом сказал, чтоб позвал хозяина. Забрать остальное мясо. Он на такой машине был крутой, как по телеку показывают... - на бегу сообщал Паша подробности.
- Ты вот что: домой. Домой, я сказал!
Зная, что отец не любит повторять, сын отстал, а Иван в две минуты был на месте. В стороне он увидел своих овечек, которые, как обычно, торопливо переходили с наклонёнными головами с места на место. Пять. Какой нет? Баран, овца, молодняк. Нет лучшей овцы, которая сразу же принесла ему двоих ягнят. Иван быстро спустился к дороге и увидел свою любимицу. Она лежала с перерезанным горлом, вся перепачканная в крови, так что издалека и на овцу не походила; одна задняя нога была отрезана.
В первые секунды у Ивана потемнело в глазах. Пока бежал, надеялся, что сын ошибся: может, украли ягнёнка. Но убили лучшую. Горло перерезано профессионально. Но зачем ему сейчас мясо, куда его девать столько? А эта удачно купленная овечка ещё лет десять приносила бы приплод, может, и по паре, как в этом году.
Вся семья уже спешила на место трагедии. Иван вышел из оцепенения, заставил Пашу ещё раз пересказать всё случившееся и велел тащить несчастную жертву преступления к распорке.
- Юра, снимай потихоньку шкуру. Я к участковому. Может, ещё дома, обедает.
Иван прошёл шагов двадцать, потом махнул рукой и пустился бегом. В голове стучало одно и то же: "Как же это, а? Ах, Господи, Боже мой" да какая-то незлая, скорее, растерянная ругань. Он не любил материться, и
22
сейчас будто тяжёлый ком горя разрастался в его груди и не находил выхода в крепких словах.
К счастью, машина участкового стояла под двором. Сам он как раз выходил с ведром воды: то ли для радиатора, то ли хотел смыть грязь с облезлых боков своего "Жигулёнка".
- Володя, меня обокрали... Средь бела дня...
- Иван, отдышись. От меня не уйдут. Небось, опять твой сосед Колька Степанчук?
- Нет, Шушера тут ни при чём. Полчаса тому назад на Озеро проехала тёмная иномарка... Потом вернулась, и мужик в синей рубашке и шортах...видать, из бесшумного пистолета подстрелил за огородами мою овечку, перерезал горло и отхватил заднюю ногу. Овечку бросил... Пашка его увидел. Так тот послал за кем-нибудь взрослым, чтоб забрали остальное мясо... Уехал опять на Озеро. Назад не выезжали.
- А откуда ты знаешь, что машина проехала, а потом вернулась? Что одна и та же?
- Пацаны видели. Уже редко кто ездит: купаться холодно.
- Так, на Озеро я поеду сам, а то ещё в драку полезешь.
- Убьют.
- Не убьют. Во-первых, я вооружён. Во-вторых, сейчас позвоню дежурному в район. Так что будет подкрепление.
- Я б мужиков собрал.
- Думаешь, пойдут?.. Барана-то освежевал?
- Нет ещё. Может, надо было оставить на месте?
- Зачем же мясо портить?.. Иди, разбирайся, а то жарко. Я к тебе заеду, со свидетелем побеседую.
Всё оставшееся до темноты время Иван работал. На этот раз нервно, суетливо, хотя и молча, как всегда. Дарья, сочувствуя мужу, наоборот,
23
старалась говорить как можно больше. Не отходили от отца и мальчишки. Юра, который уже понимал, каким трудом достаётся копейка, сам был сильно расстроен. Паша грозился собрать толпу из сверстников, отправиться на Озеро и "включить счётчик" преступникам.
Сначала все вместе разобрались с овечкой. Затем Дарья пошла по знакомым искать, у кого найдётся место в холодильниках для мяса, а Иван снова отправился копать картошку. Шкуру, на которой почти не осталось белого, чистого места, занёс подальше в лес и закопал. Жена предлагала остричь шерсть, но Иван с горечью отрезал:
- Чтоб напоминала?
Впервые семья работала в огороде без шуток и даже препирательств между детьми, кому что делать. Иван не стал уходить в дом, будто там лежал покойник, даже тогда, когда стемнело и комары начали нападать не в одиночку, а целыми бандами. Дарья загнала бычка, овец, корову, подоила её и вернулась помогать мужу. Юра носил картошку в погреб; Паша, выдумав себе какую-то игру, рвал траву не по порядку, а как-то квадратами.
Уже в сумерках явился пожелать "Бог в помочь" дед Степан, муж Егоровны. Дед следил за политикой и потому любил сообщать новости даже в неподходящее время людям, которые больше интересовались своими делами, чем, например, последними дебатами в Госдуме. Между тем тяга к чтению газет и обсуждению того, что там написано, сделалась у Степана Игнатьевича на пенсии главным занятием, и, довольствуясь заслуженным пособием и доходами с небольшого хозяйства, он полагал, что созерцательный образ жизни в его возрасте - это и есть счастье. Правда, он по-прежнему держал лошадь. Однако уже не для того непосильного крестьянского труда, который испокон веку разделяет это животное с русским человеком: просто, доживал свой век дед, доживала и его старая верная помощница.
- Иван, у супруги твоей сегодня праздник, а ты её на огороде мордуешь. Первое сентября! Интеллигенция, не получив ни гроша за прошлый год учёбы, вышла на новый! Вся страна на бабах держится. В образовании кто? Бабы. В медицине кто?.. Почему заводы не работают?.. Там же мужики... Дашка, я тебя утешу.