Время любить

— Ну, если так, то точнее будет сказать, что качнулся маятник истории, причем качнулся он еще в начале двадцатого века. И качнулся так, что снес по пути десятки миллионов человек.

— Чего же вы хотите от прошлого?

— Упаси Бог! От прошлого я ничего не хочу. С прошлым все ясно. Пусть туда смотрят историки. Меня, Сергей Павлович, больше интересует будущее. Прогнозы, новые технологии, расстановка политических сил. При этом меня интересует обозримое будущее. Я так понимаю, перемещаться туда вы еще не пробовали?

— Не пробовал.

Бутылка коньяка кончилась как-то быстро, но, видимо, это был настоящий коньяк, от которого внутри разливается приятное тепло, а голова не становится похожей на мешок с цементом, который вот-вот превратится в коллоидный раствор. Кошкину, не взирая на легкую неприязнь к собеседнику, было хорошо и уютно. И он позволил себе высказать некоторые соображения по поводу путешествий в будущее.

— Знаете, Владимир Юрьевич, я не признаю эйнштейновских предположений по поводу парадоксов времени, но, полагаю, заглядывать в будущее намного опаснее, чем лезть в прошлое. Как человек верующий, я считаю, Бог дает дар провидения только своим величайшим святым. А мы хотим, походя, подсмотреть в замочную скважину. Как бы глаз в таком деле не потерять.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского… Кстати, как насчет продолжения банкета? Коньяк, или сменим тему?

— Лучше тот же коньяк, — согласился Кошкин. — И пусть еще лимончик порежут.

Тут же появились наяды, приняли заказ, а через пару минут его выполнили. Рузский засунул обеим за лямочки трусиков зеленые купюры, отчего наяды коньячной реки мяукнули, как кошки, обласканные добрым хозяином.

— Я, Сергей Павлович, предлагаю вам полноценное сотрудничество. Если нужно, готов предоставить площади, построить научный центр, обеспечить всем необходимым. Но, разумеется, в обмен я попрошу, чтобы над всем делом сиял знак моего холдинга, а также пожелаю выполнения некоторых личных заданий в этом самом обозримом будущем. Смею предположить, что государственное финансирование будет не таким обильным и, главное, не таким быстрым. Более того, вас, скорее всего, засекретят настолько, что вы забудете собственное имя и домашний адрес. Помимо прочего, я гарантирую вам максимальную защиту, вас будут охранять не хуже, чем меня. Подумайте, я не рассчитываю на быстрое согласие. Тем более что у вас есть все основания меня если уж не ненавидеть, то хотя бы недолюбливать. Подумайте…

— Подумаю… Во всяком случае, обещание меня ни к чему не обязывает, а последние годы научили, что отказываться от помощи неразумно и непрактично.

— Можно считать это предварительным согласованием? — лучезарно улыбнулся Владимир Юрьевич, щедро наливая из второй бутылки.

Изобретатель печально вздохнул, наблюдая за этим процессом. Шел третий час ночи.

* * *

Утром Кошкин проснулся за минуту до телефонного звонка, как по наитию. За эту минуту он успел оценить свое состояние. Похмельного синдрома в его ярких проявлениях не было, а вот провал памяти присутствовал. Кроме него все измученные внутренности Сергея Павловича были заполнены тревожно гудящей пустотой. Прошло несколько секунд после пробуждения, и он испытал такое чувство одиночества, что чуть не заплакал. Напрягая память, он вылавливал из нее обрывки прошедшей ночи. Разговор с Рузским, потом появление наяд, какая-то глупая музыка… Точно! Наяды танцевали, и Кошкину хотелось сразу обеих. Что было дальше? Как же он оказался дома?

Поиск ответа на этот резонный вопрос был прерван телефонным звонком. Но говорить Кошкин пока не мог, требовалась санация рта, поэтому он добрел до холодильника, в запущенной утробе которого скучала бутылка минеральной воды. Поглощая ее крупными глотками, обливаясь, Сергей Павлович снял трубку и услышал хрипловатый голос Марченко.

— Сережа, ты сегодня на работу собираешься? Что у тебя случилось? Раньше ты никогда не опаздывал.

Кошкин, наморщив лоб, взглянул на циферблат настенных часов. Было около одиннадцати.

— Михал Иваныч, я вчера имел честь получать предложения о сотрудничестве от деловой элиты нашего города. Предложения сопровождались обильными возлияниями, извините.

— Сережа, и это в тот момент, когда решается судьба института! Я двигаю его в генеральные, а он пьет горькую с коммерсантами! Ты что, хочешь оказаться в услужении у бездарного Яковлева? Тот спит и видит себя начальником.

— Простите, Михал Иваныч, я исправлюсь, сегодня же… Но все немного сложнее. Я все-таки сделал ее.

Марченко на том конце провода крякнул.

— И ты молчишь?! Я почему-то верил, что у тебя получится. Но ты представляешь себе меру ответственности?

— Теперь представляю.

— Ох! Значит, уже испытал и накуролесил. Когда ты повзрослеешь?

— Так точно, накуролесил.

— Что-то случилось?

— Я сейчас приеду, все расскажу.

— Поторопись. Мне еще в больницу сегодня надо. Из министерства звонили, надо готовить документы на замену, так что приводи себя в порядок и дуй сюда.

— Есть, — Кошкин картинно приложил руку к пустой голове.