Время любить

Наконец, Марченко нашел под бумагами клавиатуру от персонального компьютера, хотя ни монитора, ни системного блока на столе у Кошкина не было. Компьютер дремал на соседнем столе. Простым методом тыка Михаил Иванович нашел в генераторе подходящее гнездо.

— Не спроста же она здесь валяется, — объяснил он, щурясь сквозь мощные линзы очков.

Оставалось разобраться со значением клавиш, но тут на помощь пришла Лена. Она ткнула пальцем в помеченную красным маркером клавишу.

— Скорее всего, эта. Бэкспэйс.

— Чего такое бэкспэйс? — спросил Марченко.

— Буквально с английского: обратно пространство. — То бишь — возвращение. Назад.

— Похоже на то, — согласился генеральный конструктор и успокоил сам себя, — хуже не будет.

После нажатия клавиши, генератор загудел чуть надрывнее, в воздухе резко запахло озоном, на всякий случай вся группа отошла подальше.

— В другое время я бы по рукам себе надавал, — пробурчал Михаил Иванович.

— А я бы этому Кошкину по рукам надавал, — опять решился вставить Яковлев.

— Шли бы вы, Вадим Григорьевич… Писать объяснительную о нарушении чистоты эксперимента, находящегося под контролем правительства Российской Федерации, — заткнул его окончательно генеральный конструктор.

В этот миг в пространстве лаборатории вместе с туманом непонятного генеза стали проявляться знакомые фигуры.

* * *

Кошкин по-прежнему лежал на коленях Рузского, сознание его периодически покидало. А Владимир Юрьевич уже отчаялся вернуться назад, когда единственный выход из ресторанного дворика закрыл милицейский уазик, озарив площадь битвы въедливой фиолетовой мигалкой. Грум дрогнул первый раз в жизни, потому что не хотел сесть в одном и том же времени во второй.

— Всем оставаться на своих местах! — прозвучала суровая команда стражей порядка из мегафона на крыше, но Марченко уже нажал кнопку “Backspace”.

Пространство и время не рванулись, а как-то, словно по слизкому коридору, в котором прилипают подошвы, потянулись обратно. Машина времени словно определяла и раздумывала, кого ей следует забрать в счастливое капиталистическое будущее, а кого оставить на допрос советскому прокурору, а то и въедливым чекистам. Грум, осознав, что теряет драгоценные мгновения, не обращая внимания на бегущих к нему милиционеров начал разряжать остатки обоймы в лежавших после ударов и стоящих на ногах противников. Именно поэтому стражи порядка первым делом кинулись к нему. Кодекс советского милиционера не позволял им, как сейчас, сразу открыть огонь на поражение. Сначала надо дать залп в небо, а потом все равно попытаться задержать преступника голыми руками, что они и начали делать. Но их голые руки повисли в пустоте… Грум, не выражая никаких эмоций и не попрощавшись, исчез. Зато потерянное на поимку миража время и нескрываемое удивление ментов, вызвавшее естественную заторможенность их реакции, позволило раненному в плечо Бекхану вырваться из двора, сбив по пути попытавшегося остановить его милиционера-водителя. Бекхан ушел, мысленно и вслух обещая отомстить всем и вся до третьего колена.

Увидев Елену, Владимир Юрьевич облегченно вздохнул, Дорохов же первым делом закричал:

— Скорую! Палыч умирает!

Китаев, который знал цену этим секундам, кинулся к телефону. Елена Андреевна склонилась над двумя своими мужьями, потом обняла голову Кошкина, который на какое-то время пришел в себя.

— Сережа, что ты наделал?

— Это я виноват, — объяснил Рузский.

— Это я виноват, — опустил голову Грум.

— Нет, это он виноват, — кивнул Марченко на Яковлева.

— Мне все равно в этом времени нет места, — прошептал Кошкин, выдавливая через боль грустную улыбку. — Юрьич, а ты сделай обязательно томографию! Обязательно!

— Чего? — не понял Рузский.

— Всего… Томографию… Кровь сдай… К врачам сходи…

— Да это тебе, Сергей Палыч, к врачам надо…

— Мне, к Господу Богу… Если пустят…