Время любить

– Прости, – снова сказала я, на тот случай, если он каким-то образом пропустил последние пару сотен извинений, произнесенных мной с момента его просьбы пойти с ним на похороны Тома.

Мне было неприятно отказывать ему, когда мы лежали вместе в его постели, наслаждаясь тихой интимностью нашей близости, Бен тогда впервые попросил меня об этом; потом – еще неприятнее, когда он повторил просьбу через пару дней, он тогда писал речь для выступления на похоронах. После этого он больше меня не просил, хотя это не мешало мне извиняться.

Странная была неделя и сбивающая с толку. Проведенная вместе ночь подняла нас на новый уровень, мы стали ближе, однако моя неспособность встать рядом с Беном на похоронах вбила между нами незримый клин. Если изобразить наши отношения в виде двух частично наложенных друг на друга кругов, то мой отказ поместил меня во внешнюю часть. Чтобы разделить с Беном жизнь, стать частью его мира так, как, понимала я теперь, я этого хотела, я должна была полностью принять его отношения с группой друзей и то, что неизбежно должно было с ними случиться. Это была гораздо более серьезная «просьба», чем просто поехать днем на чай или научить кого-то играть на фортепиано. И посещение похорон – любых похорон – по-прежнему было для меня слишком большим шагом вперед.

Бен сказал, что понимает, и я действительно думала, что так и есть. Он на меня не злился. Но я была здорово зла на себя.

Я внимательно рассматривала Бена утром в день похорон. В черном костюме и в галстуке он казался совершенно другим человеком по сравнению с тем, который обнимал меня, который меня смешил и который дотронулся до моего замороженного сердца и отогрел его. Стыдно и неуместно, но в строгом костюме Бен казался мне таким невероятно сексуальным. Вероятно, много раз таким видела Бена, когда он еще был преуспевающим бизнесменом, его предыдущая подруга – эффектная, как ни жаль, Холли. Мы обе встречались с одним и тем же – но совершенно разным – мужчиной. Пошла бы Холли с ним на похороны? Вопрос возник в моей голове, прежде чем я успела подвергнуть его цензуре, и отказался исчезать, пока я готовила тост и кофе, хотя была уверена в отсутствии аппетита у Бена.

Всю неделю он занимался речью, но не прочел ее мне и не спросил моего мнения. Полагаю, я утратила право услышать слова, которые он так тщательно подбирал, когда отвергла возможность пойти с ним.

Бен сделал два глотка приготовленного мною кофе, но оставил без внимания тарелку с тостом, который я намазала сливочным маслом. Я не удивилась. Он много раз смотрел на свои часы и неоднократно проверял, лежит ли в кармане напечатанная речь, над которой он работал столько часов после смерти Тома. После той ночи мы не спали вместе, и я невольно гадала, продолжилось бы это, если б я набралась смелости поддержать Бена.

Джулия поняла – или по крайней мере сказала, что поняла.

– Он знает, что после смерти Скотта ты ни на чьи похороны не ходишь? – спросила она, преданно выступая на моей стороне, хотя я подозревала, что, по ее мнению, я в этой ситуации не права. Она не единственная придерживалась такого мнения; я сама считала, что не права… Просто я не знала, как мне преодолеть свою фобию, чтобы исправить ситуацию.

Один последний взгляд на дорогие наручные часы, и Бен поставил почти полную кружку кофе на стол.

– Мне пора. Я не хочу опоздать.

Времени было предостаточно, но я полностью понимала его потребность уйти; я лишь надеялась, что он понимает мою потребность остаться.

Я поцеловала его, пытаясь прикосновением губ к его губам передать последнее извинение. Бен крепко обнял меня, и я почувствовала медленное и ровное биение его сердца под черной тканью пиджака.

– Надеюсь, все пройдет… хорошо…

Я умолкла. За всю жизнь я была на похоронах всего один раз, и они меня опустошили. Возможно, если бы я посетила еще несколько похорон, я смогла бы понять, что они могут быть и празднованием длинной и плодотворной жизни. Но такой подход не имел для меня смысла, потому что я была знакома только с одной стороной этого диапазона. Я была совершенно уверена, что похороны Тома будут такими же трагическими, как похороны Скотта.

После того, как Бен наконец взял ключи от машины и уехал, в доме воцарилась просто невыносимая тишина. Я не могла оставаться в его части дома, потому что ощущала висящее в воздухе разочарование. Поэтому я вернулась в свою цокольную квартиру и попыталась чем-то себя занять. О работе и думать было нечего, поэтому я даже не сделала попытки сесть за компьютер, но стала убирать кухню, пока все поверхности не засверкали, отражая, как в зеркале, мое сокрушенное лицо. Я вытирала столешницы и драила полы так, словно моя вина была пятном, которое я могла каким-то образом отмыть. Даже Фред смотрел на меня злобно, пока я занималась домашней работой, словно отбывая наказание. Его изумрудные глаза осуждающе моргали, и клянусь, я читала в пристальном кошачьем взгляде обвинение.