Время любить

Во время речи Бена плакала не я одна. Когда Бен рисовал словесный портрет отважного молодого человека, который отказывался поддаваться смертельной болезни в последние месяцы своей жизни, люди вокруг меня доставали из сумочек и карманов платки. Казалось неуместным смеяться над шутливыми историями, которые Бен включил в свое выступление, но, странно, неуместности не чувствовалось. Такую речь Бен вполне мог написать, будучи шафером на свадьбе Тома, на свадьбе, которая никогда не состоится. Подобной речью он мог бы развлекать друзей и родных на днях рождения Тома – в тридцать лет, в сорок, в пятьдесят. Это могло быть поздравление, которое Бен произнес бы при выходе Тома на пенсию. Но судьба уничтожила все события, которые как само собой разумеющиеся должны были произойти в жизни Тома, и написала совершенно другой конец его истории.

* * *

– Ты приехала…

В его голосе все еще звучала интонация, говорившая о том, что он все-таки не ожидал моего приезда.

– Приехала.

– Почему ты изменила свое решение?

Мысленно я попробовала несколько ответов:

Потому что так нужно было поступить. Нет. Слишком легко, а еще немного отдает трусливым компромиссом.

Потому что Том мне действительно нравился. Да, он мне нравился. Очень. Но со всей откровенностью, не это заставило меня преодолеть этот калечащий меня страх.

Потому что ты нуждался в моем присутствии здесь. Хорошее заявление, но тоже не совсем правдивое. Бен произнес бы свою речь с таким же чувством и состраданием, была бы я здесь или нет.

Потому что я тебя люблю и хочу быть рядом с тобой во все важные моменты твоей жизни, хорошие или плохие. Это по крайней мере было полной правдой, но признаваться в этом было очень опасно. Поскольку у меня до сих пор не было настоящего доказательства того, что Бен испытывает ко мне такие же чувства.

Черт возьми, сестренка, ты на самом деле такая тупая? – брань Скотта в храме не стала для меня неожиданностью – он никогда не был особенно религиозным. Я сосредоточилась на глазах Бена цвета жженого сахара и попыталась не позволить голосу давно умершего брата увести мои мысли в сторону. Меня совсем не удивило, что от Скотта оказалось не так-то легко отделаться. Этот человек тебя любит, наверняка ты это уже знаешь? Что еще ему нужно сделать, чтобы доказать это? Нанять самолет и написать эти слова на небе? Разместить рекламу? Спасти тебя, рискуя жизнью? О, погоди, постой минутку, мне кажется, он мог бы…

– Из-за тебя. Я приехала из-за тебя. Потому что хотела увидеть, как ты смотришь на меня вот так, как сейчас. С гордостью за меня.

– Я горжусь тобой. Я знаю, что это далось тебе нелегко.

Я обвела взглядом церковь. У дверей стояла, разговаривая с Генри, Карла. Элис сидела бочком, беседуя с Чарли и его женой. И вкрапленных в незнакомое собрание, я заметила несколько других людей, которых узнала по вечеринкам у Бена. Людей, с которыми мне еще предстояло познакомиться; людей, знакомства с которыми я больше не боялась.

– Это оказалось не так трудно, как я представляла, – честно призналась я. – Я среди друзей.

Взгляд, которым наградил меня Бен, стоило бы закупорить в бутылку и положить куда-нибудь на длительное хранение, чтобы я могла доставать ее и изучать этот взгляд снова, снова и снова.

Бен коротко приобнял меня.

– Я хочу подойти сказать несколько слов семье Тома, пока они не ушли на церковное кладбище. Останешься здесь?

Едва заметным движением я передвинулась поближе к Бену. Он был моим щитом, крепким и надежным. Никто из тех, кто даже поверхностно знал меня в течение последних шестнадцати лет, не поверил бы словам, которые я произнесла. Я сама с трудом себе поверила.

– Нет. Я иду с тобой. Мне бы хотелось выразить свои соболезнования.

Аллилуйя, подбодрил меня шутливой похвалой воображаемый Скотт, но и это в его исполнении тоже показалось немного кощунственным.

Разумеется, мучительно было смотреть на лица этих убитых горем людей и пытаться не видеть в них, как в зеркале, боль моей семьи. Но я все равно была рада, что подошла поговорить с ними. Мать Тома сжала мои руки и сказала, как она благодарна, что я пришла, как много это для нее значит, хотя я понимала, она не имеет ни малейшего понятия, кто я такая. Но это было неважно.