Время любить

Чтобы вырваться из прошлого и вернуться в настоящее, мне потребовалось серьезное физическое усилие. Чтобы войти в темную церковь – еще одно. На мгновение я остановилась перед открытыми двойными дверями, мои чувства работали на пределе, вбирая все это. Пьянящий аромат цветов был как удар. Они стояли повсюду, куда ни бросишь взгляд, но не традиционные розы, гвоздики и лилии. В церкви вообще не было срезанных цветов, там стояли разнообразные горшки с кустами и маленькими цветущими деревьями. Позднее я узнала, что Том, который всю свою жизнь ухаживал за растениями, не хотел, чтобы на его похоронах были срезанные цветы; все это будет снова посажено в землю и продолжит расти. Я долго плакала, когда Бен рассказал мне об этом.

Церковь была заполнена, и я поняла, что много позже родители Тома порадуются, что так много людей пришло попрощаться с их сыном. Еще я понимала – когда они войдут в церковь и пойдут к своим местам, они никого не различат. Бена я не видела, но была уверена, что он где-то в первых рядах. «Отлично», – подумала я, втискиваясь на свободное место в одном из задних рядов. Незнакомая женщина рядом со мной любезно подвинулась, освобождая для меня побольше места. Ее глаза покраснели, а в руке она сжимала уже мокрый платок. Я сочувственно кивнула ей, но немедленно ощутила себя обманщицей и самозванкой. Я посмотрела на ряды одетых в черное людей. Все они собрались здесь ради одного человека, тогда как я приехала сюда ради другого. Я надеялась, что Том поймет и простит меня. Снова я услышала эхо его тихого смеха, когда он умудрился в очередной раз упомянуть нашу безумную сцену со скалкой. Я беззвучно заплакала. Возможно, я все же приехала сюда ради Тома.

Взяв расписание службы, я провела пальцем по имени Бена, словно пытаясь послать ему телепатическое сообщение о своем присутствии здесь. Обернись, и ты меня увидишь. Странно, но одна голова действительно обернулась, и пара глаз немедленно встретилась с моими. Но это был не Бен, это была Карла. То, что это она, я, разумеется, поняла задолго до того, как Карла повернулась на своем месте. В море черного и серого она сидела в самом ярком из когда-либо виденных мною платье с цветочным узором и таком же платке. Я услышала, как кто-то позади меня неодобрительно заворчал, и я немедленно рассердилась, поскольку точно знала, что заставило Карлу выбрать этот наряд; она выказывала Тому свое личное уважение.

При том, что похороны Тома вряд ли будут традиционными, так как я уже различила мотив одной из песен группы «Аэросмит», звучавший, пока мы ждали начала службы. Рядом с алтарем стояли на подставках две увеличенные фотографии Тома. На одной он, голый по пояс и бронзовый от загара, работал в саду, нога в ботинке нажимала на лопату. На другую фотографию смотреть было труднее. На ней Том лежал на больничной койке. Можно было ожидать, что он станет смотреть на свою укороченную ногу, заканчивающуюся объемистой повязкой. Но что на самом деле притягивало сильнее, так это его неотразимая улыбка и жестянка пива, которую он высоко поднимал – в честь того, кто его снимал. В этом был весь Том.

Я не хотела смотреть на пустые козлы рядом с фотографиями, зная, что именно на них вскоре поставят. Гораздо лучше было смотреть на последний неожиданный предмет, прислоненный к церковной кафедре. Ярко раскрашенная доска для сёрфинга должна была бы смотреться неуместно в церкви, но поскольку она с такой силой говорила о надежде, вере и уверенности в лучшем будущем, то трудно было придумать для нее лучшее место.

Песню «Аэросмит» выключили, и все встали. По движению и шарканью ног позади себя я поняла, что сейчас гроб Тома понесут мимо его семьи и друзей для последнего прощания. Паника, такая острая, что я почувствовала во рту вкус горечи, грозила меня задушить. Желудок свело так, что я вспомнила обо всех случаях пищевого отравления – только в десять раз хуже. На один ужасный момент я подумала, что меня действительно вырвет… а потом повернулся Бен.

Первым на его лице отразился шок – в миллион раз превосходивший обычное удивление. Глаза Бена коротко скользнули мимо меня, и я поняла, что он смотрит на приближающийся гроб. Я стояла, вцепившись в спинку деревянной скамьи передо мной, сжимая ее с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Но затем глаза Бена вернулись к моему лицу, и они светились мягким теплом; они горели чувством, которого он никогда раньше не показывал. Я не умею читать по губам, да и стоял Бен слишком далеко от меня, чтобы сказать с уверенностью, но мне показалось, я увидела, как его губы произнесли: «Спасибо». Мои руки разжались, желудок успокоился, и шум крови в ушах утих. Бен напоследок еще пристально посмотрел на меня, а потом отвернулся к алтарю, вполне законно сосредотачиваясь на церемонии и человеке, которого он пришел почтить.