Время лохов [СИ]

Я достал из тумбочки свою походную электрическую бритву, небольшое зеркало и стал бриться (мне, конечно же, хватило бы и вчерашнего бритья, но я не хотел перед Гелилой выглядеть щетинистым дикарем).

Грицай недовольно открыл глаза, потом опять закрыл. Но я виноватым себя не считал: время приближалось к десяти — сколько можно спать?

— Я еду с Гелилой в город, только что ее уговорил, — сказал я между делом. — Мы пьем кофе и отчаливаем.

Где у Грицая и сон делся.

— А чего, эт, ты с ней? Я тоже с вами.

— Не знаю. До обеда мы, скорее всего, заглянем в какой-нибудь музей, а после, может быть, сходим в кино или в театр.

— Мне тоже надо туда.

— Куда «туда»?

— В музей, куда еще!

— Но ты со мной не ходил никогда.

— Теперь пойду, музей это здорово!

— Как хочешь. — мне уже никто не мог испортить настроение. — Собирайся тогда, Гелила скоро будет готова.

Грицай, как в армии, собрался в два счета. Мы вместе с Гелилой быстро выпили по чашке кофе и выбрались из квартиры. Решили по ходу определиться, куда пойдем. В центре, наткнувшись на фотосалон, сдали фотопленку. Ускоренная печать была дорогая, но где-то через час мы уже смогли бы созерцать свои довольные физиономии во всей красе.

— Может, нам сперва заглянуть в Эрмитаж, а потом пройти к Исаакию, — предложил я для начала, когда мы вышли из салона.

— А я хотел бы посмотреть на уродцев, — сказал Грицай.

— Какие уродцы, Гена? С нами же девушка!

— А может, ей тоже интересно.

— Сомневаюсь. Но пока мы бродим по Эрмитажу, ты можешь спокойно дойти до Кунсткамеры и осмотреть ее полностью: она не такая уж и большая.

— Ну уж не-е-ет, я с вами. А вдруг вы от меня куда сбежите?

— Мы только об этом и мечтаем, — съехидничал я, хотя на самом деле хотел, чтобы Грицай исчез куда-нибудь на часик или полтора, чтобы мы с Гелилой хоть ненадолго остались вдвоем.

Пока мы неторопливо шли по Невскому в сторону Васильевского острова, Грицай не переставал зудеть об уродцах; правда, рассказывал он так, как сам слышал от одного из своих знакомых, который когда-то побывал в Кунсткамере. Но в его пересказе анатомические уникумы превращались в полумифических существ чуть ли не инопланетного происхождения.

Богатое воображение Грицая забавляло не только меня, но и Гелилу. Но если я смотрел на байки Грицая с иронией, Гелила с раздражающим меня интересом. В ней, как в будущем враче, сказывалось, наверное, чисто профессиональное любопытство. Неудивительно, что, когда мы дошли до Дворцовой площади и я сказал: «Ну что, в Эрмитаж?», Гелила выдала:

— Я тожа хачу сматреть уродца. Эрмитаж я уже была.

— Умница! — выпалил Грицай. — Наш человек. Я знал, что ты не безнадежна! Итак: двое против одного.

Грицай и Гелила вопросительно уставились на меня. Ну и дела! Я развел руками:

— Не понимаю. Я совсем ничего не понимаю.

— Что тут понимать? Барышня хочет оглядеть Кунсткамеру, — расплылся в довольной улыбке Грицай, и они с Гелилой, несмотря на все мои увещевания, решительно устремились к Дворцовому мосту. Я, еле волоча ноги и проклиная весь свет, уныло потянулся за ними.

— Убей меня бог, не понимаю, как такую молодую девушку могут интересовать какие-то заспиртованные уродцы!

— Мы тебя не слы — шим, — мгновенно отреагировал на мою реплику Грицай и еще быстрее пошел к мосту. Гелила не отставала от него ни на шаг.

— Лю — ди, лю — ди! Опомнитесь! Куда катится мир? — возопил я, вскинув руки к небу.

— Дима, даганяйте, — обернулась ко мне на секунду раскрасневшаяся от быстрой ходьбы и легкого морозца Гелила и улыбнулась. Ради этой улыбки можно было отправиться хоть на планету уродцев! По большому счету, руку на сердце положа, Кунсткамеру и я хотел посетить, ведь будучи в Питере на экскурсии в школьные годы, в нее мы тогда так и не попали: то ли там проводились какие-то ремонты, то ли еще чего. К тому же, кроме уродцев, там были замечательные залы по этнографии и антропологии, которые я просто не мог обойти вниманием.

— Ладно, как скажете, — сдался в конце концов я: тягаться с ними двумя мне было не по силам.

Вернулись в квартиру засветло. Хозяйка с сыном оказались дома (ее зимние сапоги никли возле обувницы), значит, ужинать мы будем как прежде: раздельно по своим комнатам, а так хотелось еще немного побыть вместе, но вынуждены подчиниться: не мы, к сожалению, устанавливали здесь правила. Даже изначальные установки хозяйки были однозначными: на кухне долго не сидеть, толпой не собираться, громко не разговаривать.

Наше внезапное сближение с Гелилой ей явно не понравится, а уж мое с Гелилой — точно. Да и потом рисковать нам совсем ни к чему: мы уже убедились, как тяжело двум взрослым парням с понюшкой табака в кармане найти в Питере хоть какую-нибудь комнату — не стоило выводить хозяйку из себя.