Время лохов [СИ]

Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает, — наступили тяжелые времена и на лохотроне. Сначала пошла волна тревожных слухов: на одном из столов с беременной женщиной случился выкидыш, на другом проигралась в пух и прах жена какого-то крупного московского чиновника, на верхах стали подумывать о том, чтобы лохотроны перевести в разряд мошенничества по групповому сговору и за организацию и участие в подобной группировке присуждать реальные сроки, а не безболезненные штрафы. Мало того, на крупных рынках лохотроны стали вычищать, бригаде Баскакова пришлось с Черкизоны уйти. Я с горечью пересчитывал заработанные копейки, с ужасом понимая, что чем дальше, тем труднее мне будет расплатиться с долгами. Слава Богу, хоть отцу стало легче, его выписали, серьезный кризис миновал. Но пока из круга обстоятельств вырваться я не мог: в долгах, как в шелках.

Баскаков на свой страх и риск стал выставлять бригаду на работу в переходах к рынкам. День-два поработаем, засветимся, менты хвост прикрутят, бригада снимается. Иногда с потерями. За тех, кого забирали в обезьянник, приходилось платить выкуп, — но с перебоями с работой, уже и эти деньги находить стало трудно. Нечем стало расплачиваться и с крышами. И хотя все знали, что лохотроны потихоньку накрываются, таксу никто не отменял: вышел работать, будь добр, часть заработанного вези крышующим. И безопасность теперь обеспечивай сам, своими силами, замолвить за тебя словечко на более высоком уровне тоже стало проблемно.

Несколько раз в переходе вызывалась прикрывать нас парочка оперов, но когда нагрянула облава, выяснилось, что теперь над лохотроном на самом деле нависла реальная угроза — дело дошло чуть ли не до думских обсуждений — подобные «забавы» всем стали поперек горла. Добавились теракты на Охотном ряду и в Буйнакске. Менты осатанели.

— В Москве лохотроны прикрывают, — сообщил как-то Баскаков, вернувшись от бандитов, — недолго нам осталось разгуливать по столице. Но до провинции волна запретов пока не докатилась, нам предложили поработать в Нижнем или в Екатеринбурге. Есть еще вариант в Красноярске. В Красноярске вообще, говорят, это дело в новинку, будет, где разгуляться. Пора уже и нам, наверное, всерьез подумать о переезде.

Поначалу Баскаков обсуждал этот вопрос среди приближенных (включая меня, так как разговор происходил на Удальцова). Не всем понравилось его предложение. У меня, понятно, и так было чемоданное настроение. Но отправляться к черту на Кулички не очень-то хотел и Еремеев, потому что у него появилась возможность вернуться обратно в Саратов, опять заняться бизнесом, обстановка в городе изменилась. Дрыщ всеми конечностями был «за», с Баскаковым он был готов идти в огонь и воду. Антоху не хотел брать сам Баскаков: Антоха подорвал его доверие, когда вычистил у Баскакова и меня из шкафа заначку — не хватило на порошок.

Мне обнаруженная пропажа была как удар ниже пояса. Я сказал Баскакову, Баскаков поначалу отказывался верить, но накануне у них в квартире был только Антоха, всё указывало на него.

Антоха — старый добрый кореш Баскакова, они вместе не один пуд соли съели, но через день-два Антоха в отсутствие Баскакова навестил Риту, и вечером обнаружилась недостача в загашнике и у Баскакова. Был бы это кто другой, Баскак размазал бы его по стенке, но старого кореша, подсевшего на героин…

Через несколько дней Баскаков открыл дверь своей квартиры, увидел переминающегося на пороге Антоху с мутными, бесцветными глазами и заплетающимся языком, с горечью сказал ему: «Вали-ка, брат, на все четыре стороны, я тебя больше знать не знаю», — и захлопнул перед ним дверь. И всем своим сказал, чтобы Антоху к себе на дух не допускали, вычеркнули его из памяти, гнали взашей, как последнего бродягу. Перечить никто не стал — все знали, как негативно Баскак относился к наркоте.

После обсуждения на Удальцова решили переговорить и с членами бригады, если часть откажется, бросить клич по другим бригадам (рано или поздно накроют-то всех), сколотить хорошую команду, набить на переезд бабла и рвать когти, пока не загребли.

Еще одна неделя прошла впустую. Заработанного едва стало хватать, чтобы расплатиться с крышей; на заработки оставалось с гулькин нос, игроки один за другим стали разбегаться. Но появлялись новые, из других бригад, еще рассчитывавшие на восстановление прежних немалых доходов. Тем чаще Баскаков задумывался о переезде. Я же с каждым днем, несмотря на потерю загашника от воровства Антохи, упорно двигался к своей цели: остаток одолженной у Елены суммы у меня почти накопился, с Баскаковым я тоже мало-помалу заканчивал рассчитываться, свет в конце тоннеля для меня уже забрезжил.

— Выбор твой, — сказал мне как-то вечером Баскаков. — Ты еще волен уйти. Я другое дело, я погряз во всем этом дерьме по самые уши. Меня так просто не отпустят. Но если хочешь знать, я искренне рад, что ты уходишь, тебе здесь не место. Я думаю, с тобой уйдет отсюда и какая-то часть моей души, незапятнанная еще грязью.