Время мертвых

— Документация будет… хотя, возможно, не на все экспонаты. Предлагаю провести пробный, так сказать, осмотр, послушать интуицию. Исключим все лишнее. Какой из данных экспонатов может оказаться нашим артефактом? Коллекцию моделей катафалков, конечно, опускаем, их изготовили мастера уже в XX веке. Африканские маски… м-м…

Мы разглядывали черных уродцев, висящих на стене. В принципе, африканская коллекция — во втором корпусе, но кое-что иногда смешивают. Бронзовые Будды соседствуют с православной атрибутикой, языческие боги — с валторнами похоронного оркестра. Не всегда понятна логика. В этом углу именно так и было — сущее «ассорти». Куски отшлифованного африканского дерева, снулые физиономии идолов с узко посаженными глазками, надменные взоры, вытянутые наплывы по краям — то ли уши, то ли косички. Полное отсутствие подбородков, зато гротескно длинные носы.

— Каждый африканский идол — это копия конкретного умершего человека, — пояснил Якушин. — Шаманы считают, что после смерти душа блуждает по миру и пакостит живым, пока не найдет рукотворную копию своего прежнего тела. Душа поселяется в ней и находит покой. Получаются «Аватары», так сказать. От идолов, изображающих врага, люди стараются избавиться. Продают, скажем, за копейки доверчивым туристам, а те потом с ними маются у себя дома. Постоянные неприятности, шумы по ночам, а утром идолы оказываются в другом месте. Шаманы умеют заряжать энергией подобные предметы. Не волнуйтесь, все проверено, злобные духи в этих поделках не сидят. А вполне нормальные духи… — Якушин вяло засмеялся, — главное, относиться к ним по-человечески, говорить добрые слова, не устраивать в их компании застолья. И еще важно, чтобы идолы не смотрели друг на друга.

— Знаете историю их появления здесь? — спросил я.

— Хороший товарищ привез из Чада лет пять назад. С этими фигурками все чисто — мы не самоубийцы, знаете ли.

— Может одна из них быть артефактом?

— Нет, — решительно качнул головой Сергей Борисович. — И даже не важно, откуда и когда их привезли. Это не сувениры, изготовленные в мастерской, а реальные посмертные идолы. Заряжать уже заряженное? Никакой уважающий себя маг до такого не опустится. А глупцов в советских частях «особого назначения» не было.

— В частях «очень особого назначения», — поправил я.

— Да, простите, — улыбнулся Якушин. — «Особое назначение» — по вашей линии. Эти фигурки мы также исключаем. Предлагаю добавить к списку также содержимое застекленной тумбы — броши, браслеты, прочие украшения, зонтики от солнца, дамские ридикюли и тому подобное. Уверен, это не то. Чем меньше вещь, тем больше вероятность, что она потеряется.

— Клепсидра? — ухмыльнулся я, разглядывая старинные водяные часы, напоминающие ворота в некое смутное измерение.

— Есть другое название — гидрологиум. Их использовали в Древнем Риме, украшали золотом, драгоценными камнями. Время измеряется количеством воды, вытекающей из отверстия. Откуда, по вашему мнению, возникло выражение «время истекло»? Это самое примитивное устройство, бывали и сложнее. Прибор ненадежный, требует обслуживания, присутствия «хранителя времени» и прекратил хождение с появлением песочных часов, за которыми не требовалось никакого ухода. Его держали в приличных домах лишь в качестве красивой мебели. Данный экземпляр — вполне рабочий, но не думаю, что его изготовили очень давно. Историю появления не помню, нужно поднимать документацию.

— Почему бы этого не сделать? — проворчал я.

— Сделаем, — уверил Якушин. — А теперь представьте, кто-то хочет поместить на хранение в музей тот самый артефакт. Неужели будет ненадежная документация? Мой вердикт — эта штука может быть артефактом.

— Как и напольные часы? — Я переместил взгляд. Это были обычные покрытые лаком часы с маятником и боем. Изрядно «сплющенные» — небольшая глубина по сравнению с высотой и шириной. Благородное темное дерево, покрытое лаком. Верхушка закругленная, повторяющая контур циферблата, украшена лепниной. Подножье утолщенное, массивное. За стеклом до самого подножья — удлиненный маятник и часть зубчатого механизма. Стекло открывалось, что продемонстрировал Сергей Борисович. Но часы не шли, обе стрелки сливались в одну в районе полуночи.

— Корпус с резными колоннами, цвет — «классический орех», дверца, украшенная сквозной резьбой. Пружинный механизм с ручным заводом.

— Но они не идут, — подметил я.

— Сломались, — объяснил Якушин. — В принципе, самые обыкновенные, в меру старые часы. Марка «Янтарь», выпущены Орловским часовым заводом, который просуществовал с 1952 по 2004 год. Наверное, подзаводятся ключом — точно даже не скажу.

— И давно они здесь?

— Лучше не спрашивайте, — улыбнулся Сергей Борисович. — Может, и не со дня основания музея, но давно. Документы посмотрим… если найдем. По правде, я небольшой любитель таких раритетов, подобных часов в музее несколько штук, плюс пара в крематории, но вроде стоят, ухода не требуют, в интерьер вписываются идеально.

— Ваш вердикт?

— Могут. Вносите их в «список подозреваемых».

— Платье?