– Плевать. Я специально проверял – о приказе идти к Бетельгейзе вы, конечно, знали. Вот только фокус в том, что к вам он не относился. Такая вот бюрократическая тонкость.
– В смысле? – Александров аж сел прямо от изумления.
– В момент, когда ваша группа получила приказ отвлечь внимание противника, вас списали. Ее признали погибшей. Героически, конечно. Вам, кстати, даже следующее звание присвоили, не дожидаясь выслуги. И всем вашим людям тоже. Посмертно, что характерно. Так что поздравляю вас, господин вице-адмирал.
– Му… нехорошие люди.
– Вот тут я с вами согласен, однако это спасло вашу карьеру и, возможно, жизнь. Так что следствие не имеет к вам претензий. И думать надо сейчас не о следствии, а о том, что делать дальше.
– А что дальше? – вполне искренне удивился Александров. – По-моему, для меня все просто. Дадут эскадру и пошлют в бой, либо не дадут, либо вообще отправят в отставку. Масса вариантов, и всех их объединяет простой факт: от меня ничего не зависит.
– А вот здесь вы как раз ошибаетесь, – усмешка на лице Перссона стала хищной. – Я же говорю вам, на самом верху – бардак, разброд и шатание. И вопрос о том, что делать с излишне самостоятельным адмиралом, на самом деле стоит в самом конце списка.
– Так, а вот с этого места поподробнее, – разом посерьезнел Александров.
– Да чего уж подробнее. Результаты последнего сражения кого-то напугали, кому-то встали против деловых интересов… Короче, все громче орут наши пацифисты, уже всех заглушили. Все идет к тому, чтобы подписать мир.
– Дебилы, – без выражения пробормотал Александров. – Сейчас надо атаковать и добивать, шансы, пока восточники не оправились, неплохие. А так… Следующая война будет тяжелее.
– Все куда хуже, – Перссон вздохнул, плечи его опустились, будто из контрразведчика выпустили воздух, как из воздушного шара. – Вы умеете водить эскадры лучше любого компьютера, но в политике, боюсь, не разбираетесь совершенно. Адмирал, тут ведь как: первым запросивший мира считается проигравшим, и его можно гнуть через колено. Ваша планета автоматически оказывается разменной монетой и почти наверняка попадет в зону интересов восточников. И моя тоже. И еще несколько. Догадываетесь, что здесь будет?
Догадываться не стоило, адмирал и сам знал, что случается на оккупированных планетах. Особенно когда там похозяйничают узкоглазые. Видел, случалось. И наблюдал, как впервые увидевших такое молодых солдат отправляют в психушку. Что же, мотивы Перссона ясны, цели совпадают с его собственными. Любой ценой не допустить врага на родную планету. А раз так…
– Ваши предложения?
– Воевать и побеждать, причем быстро.
– Это совпадает с моими выкладками. Я так полагаю, помощи из метрополии ждать не приходится?
– Не совсем. Кое-что нам, разумеется, подкинут, но именно «кое-что». Опираться придется почти исключительно на свои силы.
– Двумя планетами против объединенных сил восточников? Простите, это несерьезно.
– Не двумя, нас значительно больше. И потом, у нас все равно нет выбора. Мы будем драться. Хотя бы ради наших детей. И лучше, если выступим единым фронтом, иначе нас легко раздавят поодиночке. Итак?
– Вы правы, деваться некуда. Я согласен.
И два не испытывающих друг к другу симпатии человека пожали руки.
Планета Урал
Сутки спустя
Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, а за четыре дня до отлета именно этим и приходится заниматься, причем одновременно. Миллион дел – и все надо решить. Помощники, конечно, вкалывают, как проклятые, но нет у них адмиральского авторитета. Нет! Так что многое приходится разруливать самому, особенно когда вопросы касаются поставок. А поставщики – они народ такой, стремятся взять вещь подешевле, а толкнуть ее подороже. Хорошо еще, что после того, как пару-тройку особо ушлых расстреляли по приговору военного трибунала (пять минут на рассмотрение дела и еще десять на вызов расстрельного взвода) у ворот их собственных складов с гнильем, народ понял, наконец, что во время войны с флотом шутки плохи, и прекратил лукавить. До следующего раза.
К концу дня маховик наконец раскрутился, но Александров в тот момент уже ощущал себя выжатым лимоном. И очень, очень хотел расстрелять еще кого-нибудь. Поэтому, когда он уже возвращался к себе, то звонок с сообщением о чрезвычайной ситуации воспринял, как должное, с раздражением и удовлетворением одновременно. Ну что же, он давно ожидал нечто подобное. Вопрос был лишь в том, кто окажется первым. И, похоже, кто-то выбрал слабое звено. Точнее, посчитал его слабым.