Стены длинного, тускло освещенного коридора были увешаны красными полотнищами со странными рекламными слоганами. Покатый потолок и узкое окно-бойница напоминали какое-то средневековье. Вдоль стен стояли грубо сколоченные деревянные лавки, ряды металлических дверей были окрашены угрюмой серой краской.
Столь же угрюмыми оказались и люди, сидевшие на этих самых лавках. Их странная одежда откликнулась в моей новой памяти колоритными определениями «ватники», «телогрейки» и «валенки». В руках товарищи держали бумаги, у некоторых из аборигенов был весьма расстроенный вид. Бедолагам не чему было радоваться, потому как место оказалось крайне негостеприимным. В такое насквозь официальное учреждение ребята не по собственному желанию приехали, их явно сюда
Поговаривают, что в лубянских застенках есть и камеры (не камеры наблюдения, а камеры заключения) и даже настоящие пыточные. Те, в которых каленым железом выпытывают признания. Мне отчего-то резко захотелось отсюда убраться. Да и по заданию нужно сматывать удочки и побыстрее валить на Тверскую…
– Галина Артуровна. Товарищ Бениславская…
Из-за спины Галю уже давно и настойчиво звали, а я, зевая по сторонам и разглядывая достопримечательности, не реагировала. Глотнув неведомо откуда взявшийся комок в горле, я обернулась. Но никто не собирался тут же заламывать мне руки и тащить в подвалы – скромной персоной Гали интересовался всего лишь прыщавый переросток в «буденовке» и брюках «галифе» (о, мой словарь неумолимо растет!).
– Галина Артуровна… вас того…
Здесь два варианта: либо Галя настолько серьезная шишка, что на нее без дрожи не взглянуть (что вряд ли), либо это трясущееся недоразумение – ее воздыхатель. Такая версия не лучше, поскольку может помешать моей миссии.
Я сурово сдвинула брови, глянула на туземца:
– Сам, говоришь, зовет? И давно?..
– Ну, Галина Артуровна! Что же вы, в самом-то деле?!
– Как там тебя… Ладно уж, пошли. Веди меня, мой Вергилий…
Но шутка с Вергилием снова не зашла – парнишка классику явно не читал. Пришлось шепнуть компьютеру: «Карта!». Перед моим взглядом послушно развернулся план помещения. Кабинет начальника был помечен красным крестиком, будто на карте сокровищ. То еще сокровище – очередной начальник! Вот только компьютер фамилии и имени местного босса не указал. Да ладно, босс, он и в Африке босс, а как его там зовут, Гронский или Пупкин какой, не важно. В конце концов, для чего-то же существуют бейжди и золотые таблички над дверью?..
Местный шеф оказался не столь важным, как мой, и таблички с ФИО не имел. Ни золотой, ни вообще какой-нибудь. А фразы наподобие: «Что-то я позабыла, как нынче нашего босса величают?» вряд ли помогут Гале в ее дальнейшей карьере. К начальнику вообще можно не обращаться, если, конечно, не за надбавкой к зарплате идешь. Ему лучше лишний раз глаза не мозолить. Ведь всем известно, что если шефу что-то нужно, он выгрызет это из подчиненного, даже если тот не при делах.
Оставив за дверью безымянного Вергилия, я нахально пнула помеченную крестом дверь и оказалась в кабинете своего нового босса. Комната была неинтересной и скучной, кроме одного угла. Там, на отдельном столе, будто в музее, красовался сияющий новый Ундервуд. По виду, к нему еще никто не прикасался. Возможно, печатная машина была действительно новой и единственным человеком, кто умел ей пользоваться в этом суровом здании, была я. Руки зачесались вставить лист бумаги, щелкнуть кареткой, и нажать, наконец, тяжело поддающуюся клавишу. Хоть одну… Но я сюда не за этим пришла.
Под портретом Дзержинского сидел солидный дядечка с пузцом, лысиной и очками без дужек. О, «пенсне», новое слово! Он оторвался от бумаг, глянул на меня поверх стеклышек и бросил на стол бумажный пакет.
– Где ты шляешься, Бениславская? Сколько можно ждать? Бери бумаги и беги быстрей. Опоздаешь! Экипаж внизу.
– Куда?.. – тупо моргнула я. Заглянула в пакет, там были какие-то газеты.
Дядечка устало протер пенсне, водрузил его обратно на нос. Медовым голосом, от которого у меня подогнулись колени, промурлыкал:
– Не начинай снова, Галенька. Не отнекивайся, солнце мое, ты сделаешь, как мы договаривались. Нужно платить добром за добро. Ведь тебе, насколько я понимаю, все еще нужно жилье в Москве, не так ли?..
– Нужно, – я согласилась, но что-то дернуло меня задиристо ляпнуть: – Но вы не похожи на человека, сеящего вокруг себя добро.
Начальник не обиделся. Он поднялся, заложив руки за спину, прошелся по кабинету, посмотрел в окно. Небо за стеклом быстро темнело. Голос его стал тихим, но пронизывающим.