… Когда мы выбрались из подземелья, на улице светило яркое солнце. Пригревало так, что я снял куртку. Птицы звенели на разные голоса, радуясь солнышку и теплой погоде. Ещё бы, замерзли, небось, за зиму! А те, что прилетели, наверное, радовались, что вернулись на Родину. Обменивались новостями. Распевали свои голоски, затихшие за зиму. Чирикали, что уже скоро, совсем скоро наступит лето, и всё кругом снова станет зелёным, и распуститься синяя сирень и белые яблони…
Птичьи трели доносились из парка, к которому вывел нас проход. Если идти по земле, вдоль дороги, то он будет немного дальше башни. Когда мы выбрались наружу и, водрузив на место решетку, огляделись, то увидели что сзади и слева были кусты, слева — кусты, справа — дорогу, а впереди — стройные парковые березки. За кустами была детская площадка (вот откуда доносились детские голоса).
— Веревку надо будет отвязать. И замок повесить… — сказал Коля, когда мы вышли к дороге и взяли курс в сторону наших домов.
— Ага… Коль, когда пойдём? — сейчас лезть обратно мне не хотелось.
— На неделе попробуем… Давай в среду — у нас пять уроков, там сразу и рванём!
— Давай. А вдруг твой дядя Вася раньше надумает?
— Ну и что? Он же мне скажет. Раньше залезем… А, что-нибудь придумаем! — беззаботно махнул рукой Коля. — Ну что, по домам? Или ещё погуляем? Последний день ведь!
— Давай ещё погуляем!
И мы гуляли, до синих сумерек, до прохладного весеннего вечера. Лишь один раз я забежал домой переодеться и сказать Наташе, что со мной все в порядке. Зачем ей зря волноваться?
Вечером я, попрощавшись с Колей, вспомнил, что хотел положить денег на телефон. Зашёл в наш магазин — автомат временно не работал. Досада! Завтра после школы придётся идти, а до этого — если я вдруг задержусь — не позвонишь, можно конечно, у кого-нибудь из ребят взять мобильник, ну да это совсем неудобно. Может, ещё в торговом центре работает? Там есть салон связи, и не может, а он точно должен работать, до девяти часов… Правда, он чуть дальше, надо обогнуть площадь с кинотеатром, перейти дорогу, пройти вверх по улице с двухэтажными домиками и выйти к перекрестку. … Но отчего же не прогуляться? Вечер такой хороший, что жалко домой идти! Воздух чистый-чистый, в небе — ни облачка, само оно такое насыщенно-синее, что когда в него смотришь — словно окунаешься в бездонную глубину. На горизонте горит жёлтая звёздочка. Пахнет весной.
До торгового центра я добрался за десять минут, кинул денег и зашагал обратно. И надо же такому случиться, что когда я возвращался обратно, решив для скорости пройти дворами, и уже почти дошёл до перехода, за которым виднелся кинотеатр и мой дом, я столкнулся лицом к лицу с… Перцем.
Их было двое: Перец, и ещё какой-то незнакомый мне мальчишка, с виду чуть старше меня, но упитаннее и крепче. А Перец совсем не изменился. Невысокий, худой до обтянутых скул, белобрысый, стрижка ёжиком — как и была тогда в детдоме… Поза у него такая… чуть сутулая и плечи он так держит… как терминатор. В ухе серьга. На нём была черная куртка, но я знал, что под курткой, на левом плече, у него татуировка на полруки. Дракон там нарисован — страшный, чёрный, с длиннющими усами. Джинсы затертые, пояс у них низкий, на ногах — обычные кеды. На правой руке какой-то браслет из толстой блестящей цепи. Ему шестнадцать, но выглядит он старше. Лет на двадцать. Славке — пятнадцать, но он рядом не стоит по возрасту. Хотя со Славкой — не страшно, чувствуешь, что он взрослее, а здесь… Амбал. Никак его больше не назовёшь. Настоящего имени его я не помню.
Он подошёл ко мне почти вплотную. Смерил взглядом: бизон смотрит на комара.
— Какие люди! — воскликнул он хрипло и взял меня за плечо. — Вот это встреча!
Я повел плечом — мне неприятно, — и он руку убрал. Тот второй парень стал за мной, отрезая путь назад.
— А я уж думал, что мы не встретимся! — продолжал Перец. — Что, Пешкин, предков заимел?
Я промолчал. Он вынул из кармана штанов сигарету, покрутил её в пальцах.
— Рудик, дай прикурить, — приказал он коренастому парню. Тот протянул ему зажигалку — Перец так и зажёг сигарету — через моё плечо.
— А ты, — обратился он ко мне, выпуская мне в лицо клубы сизого дыма, — оказался не промах! Надо ж так додуматься — не ожидал от тебя. Свалил, значит, от нас, а мы и не заметили! Но должок-то за тобой остался…
Я посмотрел ему в глаза. Во мне всё вскипело. Если бы у меня была сейчас палка — я бы его ударил. Его глаза горели каким-то нехорошим огнём. Злые и такие, будто он владеет миром. Он вынул изо рта сигарету, ткнул её в мою куртку и тяжело проговорил:
— Гони бабки, Пешкин! Не то хана тебе. И твоим предкам, понял?
— Убери руку! — зло сказал я.
— Что?
— Руку убери, скотина!
— Смотри-ка, — ухмыльнулся он, но руку не убрал. — Слышь, Рудик, как он выражаться стал? Фига себе даёт, хмырёныш! Ладно, сегодня я добрый… Но завтра… Если долг не принесешь, я буду злым! — прошипел он и дал мне такую оплеуху, что я полетел носом в землю. Хорошо, что не в грязь…