Время нашей беды

Обстановка в номерах была… я не знаю – кто нанял дизайнера, который в отделке государственного санатория использовал бордельно‑розовый цвет… у него вообще все дома были? Я разместился, нашел Ющука и показался ему на глаза, но он сделал едва заметный знак – не сейчас. Не сейчас так не сейчас…

Остаток дня я просто отдыхал… кстати, для меня просто отдыхать непривычно, я никогда в жизни просто не отдыхал и даже в отпуске или на выходных чем‑то был занят, просто другими какими‑то делами. Заодно мне удалось поближе рассмотреть некоторых отдыхающих здесь людей… тех людей, которые были у власти и от которых зависело сегодняшнее состояние дел в России.

Вывод один – в разведку я бы с ними не пошел.

Почему? А потому что не пошел бы. Не сдюжат они в разведке. У нас на выборах вообще есть очень неприятный перекос – избирают либо профессиональных политиканов, либо тех, кто «близок к народу», артистов политического разговорного жанра. почему‑то в России нет уважения к тем, кто чего‑то добился сам. Лично. Не как директор чего‑то. И таких людей во власти почти нет…

Но я задам один простой вопрос: если человек не способен ничего добиться для себя – чего ж он добьется для вас?

Я в одной книжке вычитал очень мудрый совет: прежде чем доверить кому‑то свои деньги, поинтересуйся, как у него со своими. Совет действительно мудрый – если человек не заработал для себя, способен ли он заработать для вас. Но Россия никогда этому совету не следовала…

Ночью я только собрался ложиться спать – и в кармане звякнул телефон…

С Ющуком мы встретились в рекреационной зоне – там лужайка и деревья. Уже совсем стемнело, мягко светились окна в санатории, играла музыка – устроили музыкальный вечер с танцами. К каким‑то танцам готовился и Ющук – иначе бы меня сюда не позвал…

– Ты извини… – сказал он.

– За что?

– Я про вас с Полинкой знаю. Вопросов нет… просто по‑другому не получалось передать. Сам понимаешь.

– Вопросов нет, – сказал я.

– Да есть вопросы… Как думаешь, зачем Куликова грохнули?

Я пожал плечами.

– Мне‑то откуда знать?

– А надо. Надо, пока нас всех на мясо не пустили.

Я скептически хмыкнул.

– А не надо так к этому относиться. Одно дело, Сань, когда против тебя отморозки. Террористы. Прочее. И совсем другое – когда государство… Вот, посмотри.

Я взял планшет, запустил ролик. Лица были знакомыми, съемка – скорее всего, оперативная.

– Здорово.

– Это Женева. Шестнадцатый год. Баринов, Левитанский, третьего, надеюсь, представлять не надо?

А зачем представлять? Розенблат. Второй по деньгам олигарх Украины, который очень‑очень хочет стать первым. И, возможно, первым не только в Украине. А нефтяные скважины у украинских олигархов в девяностые уже были…

– И что?

– Баринов – конченая мразь.

– Константин Николаевич, – сказал я, – если начистоту… вы только что это поняли?

– Да не только… – досадливо сказал Ющук, – ты должен понимать, в политике нормальных людей нет. Все дерьмо, от начала и до конца списка. И я дерьмо, если хочешь знать. Может, когда‑то и не было этого – когда таких денег в политике не было. Но сейчас они есть. И нам с этим приходится жить. Мы живем… но тут речь не за деньги. Тут речь о том, что Баринов решил всех под распил пустить.

– Не понял?

– В шестнадцатом Баринов ездил в Женеву. Не сам – от имени группы товарищей. Всем было понятно, что Папа должен уйти. Потому что слишком долго у руля, потому что сама его фамилия вызывает на Западе аллергию. Нам было конкретно сказано: нормализация отношений возможна, но без Папы у власти. Это что‑то вроде символической жертвы. Договоренности были выполнены, Папу ушли. Но Баринов зазвездился и вышел за рамки. Как думаешь, чьими деньгами финансировалась наша кампания?

Я пожал плечами.

– Деньгами Розенблата. Смотрящим от него был Куликов, его гарантией было то, что Куликов – формально лидер партии. Но Баринов договорился с Левитанским о взаимной поддержке. После чего Баринов и Кухарцев завалили Петю, он им больше стал не нужен. И Семену деньги не отдавать. Понял?

Я пожал плечами, давая понять, что ко мне это отношения не имеет.

– Проблема в том, что Левитанский – это Ротшильды. И теперь Баринов рвется к власти. По трупам. Что будет с Россией, если до нее дорвется Баринов – ты понимаешь, да? Короче, надо делать.

– Делать что? – спросил я.

– Не надо этого, Саша, ты все понимаешь. У меня все‑таки высший допуск к гостайне. И дело твое я посмотрел. Но Баринову про это не сказал, соображаешь? А мог бы.

И сейчас могу.

– Если сейчас сидеть сложа руки, Баринов придет к власти. Потом он начнет избавляться от тех, кто был рядом с ним…

– Сколько? – перебил я.

Ющук выдохнул.

– Половинки хватит? – и сразу уточнил: – В евро…

С Бобенковым я встретился на следующий день, опять на стрельбище. Лучшее место, чтобы избежать прослушивания.

Бобенков выслушал, усмехнулся.

– Скандал в благородном семействе… твою мать.

– И что делать… для начала – это правда?

Бобенков положил ружье – он стрелял из дорогого Cosmi, – посмотрел вдаль, где автоматы неутомимо выдавали в воздух под выстрел глиняные тарелочки.