Время, назад

«И одно — Властелину на черном престоле, — подумал Себастьян, вспомнив Толкина. — Чтобы всех отыскать, воедино созвать… как там дальше? — и единою черною волей сковать. В Мордоре, где вековечная тьма» [Перевод Н. Григорьевой, В. Грушецкого].

Кольцо всевластья. Вроде того, что было сделано из золота Рейна. И несло проклятие любому, кто его надевал.

«Может быть, — подумал Себастьян, — действие этого проклятья отражено в обзоре Библиотеки по Анарху».

– Sum tu [Есть ты (лат.)], — сказал Рэй Робертс, вскинув руки. — Я это ты, и ты это я. Граница между нами иллюзорна. «И штоп это значило?», как спросил черный дворник в старом анекдоте. Это значит, что… — Его слова гулко метались по стадиону, его в згляд был устремлен куда-то вверх, в непостижимые дали. — Нельзя считать, что негр ниже белого из-за того, что он негр. Когда в прежние времена белый человек совершал насилие над негром, он убивал сам себя. Сегодня, если гражданин Свободной Негритянской Муниципалии калечит и уродует белого, он тоже калечит и уродует сам себя. Говорю вам: не отсекайте ухо римскому стражнику [Робертс что-то путает; судя по четырем Евангелиям, апостол Петр отсек ухо не римлянину, а «рабу первосвященника»]. Оно отвалится само, словно сухой лист.

Толпа взорвалась ликующими криками.

Пройдя на кухню, Себастьян закурил сигарный окурок и начал быстро, со злобой вдувать в него дым. Окурок удлинялся прямо на глазах. «Может быть, — думал Себастьян, — Боб Линди как-нибудь поможет мне попасть в Библиотеку прямо сегодня. Линди очень изобретателен; по части механики и электричества он может все. Или Р. К. Бакли; этот проныра может пролезть куда угодно, в любое время. Мне нужно полагаться на своих сотрудников, а не на этих юдитов. Даже если у юдитов и есть заранее приготовленный план».

– Тут я не могу не вспомнить, — доносился из гостиной голос Робертса, — одну милую старушку, испытавшую недавно возрождение, очень озабоченную, была ли она прилично одета, когда ее извлекали из могилы. — (Стадион захихикал.) — Но невротические страхи, — продолжил Робертс, сменив шутливый тон на серьезный, — могут погубить и человека, и даже целый народ. Невротические страхи нацистской Германии перед войной на два фронта…

Он бубнил и бубнил; Себастьян перестал его слушать. «А может быть, — сказал он себе, — согласиться с роботом и отложить это дело до завтра? Джо Тинбейн с боем пробился внутрь, с боем ее вывел — и какой же от этого в итоге толк? Тинбейн убит, Лотта снова в Библиотеке, ничего не достигнуто… К Библиотеке нужен тонкий подход, дело для них обычное и привычное. Юдиты абсолютно правы: Библиотека должна принять меня добровольно.

Вот только как, — спросил он себя, — смогу я не взбеситься, когда туда попаду? Когда я увижу их лицом к лицу… напряжение будет огромное. Чудовищное. А я должен буду сидеть там с Эпплфордом и обсуждать бредовую псевдомонографию».

Себастьян вернулся в гостиную.

– Я не могу, не могу! — крикнул он, стараясь перекрыть трепотню Рэя Робертса.

Робот, оскорбленный в своих лучших чувствах, приставил ладонь лодочкой к уху.

– Я иду в Библиотеку прямо сегодня! — кричал Себастьян, но робот его словно не слышал, он буквально упивался звуками, вылетавшими из телевизора.

Джакометти встал, взял Себастьяна под локоть и вывел на кухню.

– В данном случае юдиты абсолютно правы. Нужно все делать постепенно; мы — и особенно вы — должны быть предельно осторожны. Иначе вас просто убьют, как того полицейского. Все это должно быть, — он сделал рукой плавный жест, — мягко, без нажима. Даже тактично. Понимаете?

Он смотрел в лицо Себастьяну.

– Сегодня, — сказал Себастьян. — Я иду туда. Прямо сейчас.

– Пойти-то вы пойдете, но вряд ли вернетесь.

– Привет, — сказал Себастьян и бросил в пепельницу целую сигару. — Еще увидимся, а сейчас я спешу.

– И не пытайтесь подходить к Библиотеке! Ни в коем случае…

Слова Джакометти мешались с ревом телевизора, а затем Себастьян оставил их позади, захлопнул за собой дверь квартиры и оказался на лестничной площадке, в блаженной тишине.

Время тянулось неестественно долго; сунув руки глубоко в карманы, Себастьян бродил по темным улицам, проходя мимо магазинов, проходя мимо домов, в которых гасли и гасли окна, пока очередной многоквартирный дом не оказался совершенно темным. И никто уже не шел навстречу, он был на тротуаре совершенно один.

И вдруг перед ним оказались трое юдитов, двое мужчин и девушка. У всех у них были значки «Sum tu»; девушка приколола свой значок на правую острую грудь, он напоминал огромный сосок.

– Vale, amucus! [Прощай, друг (лат.)] — крикнули они хором. — И что ты думаешь о речи Его Могущества?

– Великолепно, — сказал Себастьян; он попробовал вспомнить речь, но в мозгу осталась одна только фраза. — Мне очень понравилась фраза насчет уха римского стражника. Это сильно меня зацепило.

– У нас есть при себе спиртовой согум, — сообщил тот из юдитов, что был повыше. — Хочешь к нам присоединиться? Хоть ты и не из нашего братства, но праздник же общий.

От такого предложения было невозможно отказаться.

– С превеликим, — сказал Себастьян.