— Четыреста третий, вас понял, — сказал диспетчер и тут же приказал кому-то другому: — Триста первый, встречайте четыреста третьего на Пералта-Дженерал. Ведь вы же вроде бы сейчас не дежурите, а гуляете? — спросил он напоследок у Тинбейна.
— По пути домой я нарвался на мелкие неприятности, — туманно соврал Тинбейн.
Его ступня пульсировала болью, и он ощущал оглушительную усталость, как после долгой тяжелой работы. «Слягу не меньше чем на неделю, — сказал он себе, наклоняясь, чтобы негнущимися пальцами расшнуровать ботинок на правой, раненой, ноге. — Вот и конец этой истории с телохранительством при Рэе Робертсе».
— Тебя ранили? — тревожно спросила Лотта, увидев, как он возится с ботинком.
— Это нам еще повезло, — сказал, разгибаясь, Тинбейн. — Оказалось, что эти типы все-таки носят при себе оружие. Только они совсем не привыкли к прямому выяснению отношений. А сейчас, — добавил он, передавая ей трубку видеофона, — позвони Себастьяну в витарий. Я обещал ему сообщить, когда вырву тебя оттуда.
— Нет, — мотнула головою Лотта.
— Почему?
— Это он послал меня туда.
— Тоже ведь верно, — пожал плечами Тинбейн. Спорить было как-то глупо, да и с чем же тут было спорить? — Но я мог дать тебе эту информацию, так что на мне лежит вина не меньше, чем на нем.
— Но потом ты меня вытащил.
И с этим было тоже не поспорить.
Подняв нерешительно руку, Лотта потрогала его лоб, его ухо; она изучала лицо его пальцами, словно слепая.
— Что это значит? — удивился Тинбейн.
— Я тебе очень благодарна. И всегда буду очень благодарна. Не думаю, чтобы они когда-нибудь меня отпустили. Мне казалось, что это доставляет им какое-то удовольствие, что Анарх и его могила для них всего лишь предлог.
— Весьма вероятно, — согласился Тинбейн.
— Я люблю тебя, — сказала Лотта.
Он удивленно повернулся; на лице девушки было явное облегчение, словно она решила для себя некую важную проблему.
И он понимал, что это за проблема, и его счастье не знало границ, он в жизни еще не был так счастлив.
Всю дальнейшую дорогу к Пералта-Дженерал Лотта поглаживала его лицо и, похоже, не собиралась прекращать это занятие. В конце концов Тинбейн крепко сжал ее руку и сказал:
— Выше нос. Ты туда больше никогда не пойдешь.
— Может, и пойду, — помрачнела Лотта. — Может, Себастьян мне так скажет.
— А ты ему скажи, чтобы шел на хрен, — сказал Тинбейн.
— Только я бы лучше хотела, чтобы ты за меня ему это сказал. Я и вообще бы хотела, чтобы ты за меня говорил. Ты ведь так говорил с миссис Магайр и этими искорами, что они делали всё, как ты им приказывал. За меня же в жизни никто не заступался, никто и никогда. И уж, во всяком случае, так, как это сделал ты.
Тинбейн слегка, осторожно обнял девушку правой рукой. На лице ее было безмерное счастье. И облегчение. «Господи, — думал он, — да ведь то, что сейчас она сделала, куда больше того, что сделал я. Она перестала зависеть от Себастьяна Гермеса, чтобы теперь зависеть от меня. Из-за одного-единственного случая… Да я же ее увел, — вдруг осознал он. — Увел от него, и вчистую. Получилось, а ведь кто бы мог знать!»
Глава десятая
Таким образом Бог, рассматриваемый не Сам по Себе, но как причина всех вещей, имеет три аспекта: Он есть, Он мудр и Он живет.
В витарии «Флакон Гермеса» раздался видеофонный звонок; ожидая, что это звонит Тинбейн, Себастьян торопливо взял трубку.
Но на экране появилась Лотта.
— Ну как у тебя дела? — спросила она тусклым безжизненным голосом.
— Прекрасно, — сказал Себастьян, еле сдерживая нахлынувшую радость. — Но это все ерунда, ты-то как? Тебе удалось уйти из этой Библиотеки? Видимо, удалось. Они что, и вправду хотели тебя задержать?
— Хотели, — сказала Лотта все тем же безжизненным голосом. — А как там Анарх? Он уже ожил?
Себастьян совсем уже собрался сказать: «Мы его откопали. Мы его оживили», однако осекся, вспомнив звонок из Италии.
— А кому ты рассказывала про Анарха? — спросил он. — Перечисли, пожалуйста, всех.
— Мне очень жаль, что ты на меня злишься. — Лотта говорила спокойно и равнодушно, словно читая слова по бумаге. — Я говорила Джо Тинбейну и мистеру Эпплфорду из Библиотеки, и всё. А звоню я сказать, что со мною все в порядке; я выбралась из Библиотеки… вернее, Джо Тинбейн меня вывел. Сейчас мы в больнице, из его ноги достают пулю. Ничего особо серьезного, но Джо говорит, что больно. И он теперь сляжет на несколько недель. Себастьян?
— Да? — Он думал, а вдруг и Лотту тоже ранили, его сердце колотилось от возбуждения, и особенно его смущала какая-то странная, незнакомая нотка в ее голосе. — Да скажи же ты, наконец!
— Себастьян, ты не пришел и не вывел меня отсюда. Даже когда я, против наших планов, не появилась в витарии. Ты, наверное, был очень занят, у тебя на руках был Анарх.
И вдруг ее глаза наполнились слезами; как и всегда, она не стала их вытирать, она плакала беззвучно, как ребенок. И не прятала лица.