Человек — существо, достигшее наивысшего уровня развития среди всех животных, в первую очередь характеризующееся исключительным умом. Единственный представитель своего вида.
Человек — наиболее высокоразвитое животное среди существующих и когда-либо существовавших.
1
Когда ударил убийственный огонь, первый предсмертный крик алым громом взорвался в головах всех слышавших его. Маленькое людское племя, стремительно несомое подводным течением, мгновенно впало в истерику — и не успокаивалось, пока не получило мысленный сигнал от бдительного Рана.
Суматоха улеглась. Племя собралось воедино — худые бледно-серебристые люди зависли над собственными тенями на зеленом песке морского дна. Люди жались друг к другу и с помощью более острых, чем зрение и слух, чувств следили за тем, как погибает другой, родственный им народец. И понимали, что уже к вечеру жертвами могут стать они сами.
Люди ждали, раскачиваясь в воде, а вдалеке огненный дождь проливался на другое племя, убивая все, чего касался. Они не глядя видели, как цветные звезды мчатся к цели; крики умирающих разрывали им внутренние уши. Отзываясь слабым эхом, словно поминальный колокол, звучало сердце Разрушителя. Племя содрогнулось, услышав его, и даже Ран вздрогнул — на краю пропасти, которую заметил уже давным-давно.
Неосознанный животный страх заставлял людей броситься врассыпную. Инстинкт требовал: беги вслепую, покуда хватит сил. Разум приказывал ждать.
Вдруг что-то огромное шевельнулось в глубине; громкий спокойный пульс ударил раз, другой, третий — и прекратился. Это была одна из Глубинных Мыслей, равнодушная, как Гольфстрим, и столь же могучая. Маленькое племя секунду-другую каталось на ней, как на ветру, дующем под водами океана.
От спокойствия этой Мысли Ран осмелел. Он отступил от темного края, на котором балансировало все племя, от этой неосязаемой грани между инстинктом и разумом, где инстинкт кричит громко, а голос разума столь слаб и тих, что только человек способен его расслышать. Только человек — не зверь.
Древнее чувство долга неохотно пробудилось в голове Рана, и он крутнулся в воде, собирая воедино мысли племени. У него был долг — не только перед сородичами, но и перед чем-то большим, чем они, большим, чем он сам. Перед непредсказуемым будущим, о котором он знал очень мало — лишь легенды и пророчества.
Он поклялся сделать все, чтобы люди остались людьми.
Они стояли на дне глубокой расщелины, куда весь этот народ был загнан на долгие тысячелетия. Загонщики, охотники, убийцы продолжали неуклонно теснить их к последним нижним вратам.
Ран выпрямился в воде и созвал людей, без слов обращаясь к разуму каждого соплеменника.
— Все хорошо, — терпеливо повторял он. — Нас еще не нашли. Нужно бежать; если достигнем города, то будем в безопасности. Держимся вместе! Следуйте за мной, не расходитесь, и мы спасемся.
Только глупцы не понимали, что это самообман. Но временами ложь утешает лучше и приносит больше пользы, чем правда.
Убежище находилось на месте затонувшего города, где человек мог проплыть через окно сотого этажа и, если повезет, укрыться даже от Разрушителей.
Безопасно здесь было и по другой причине, но даже Ран не мог ее озвучить. В затонувших городах, давным-давно построенных предками, племя отдалялось от смертоносной пропасти. Почему-то непрестанные жестокие волны, побуждавшие действовать неосмысленно, здесь были слабее, чем в открытом море.
В затянувшихся сумерках планеты народ Рана приближался к точке невозврата, к полному отказу от человечности. Ран не хуже других знал, какую силу приобретают инстинкты перед лицом опасности. Но он помнил о своей ответственности и в подводных городах чувствовал ее острее всего. Покачиваясь на волнах во мраке океанической ночи, он даже видел сны о невероятных подвигах, о том, как встречается с Разрушителем, как непоколебимо ждет, когда тот приблизится. В этих снах он был не просто Раном, а олицетворением всего племени и всех затонувших городов — защитником рода людского.
Ничто на земле не могло встретиться с Разрушителями и выжить. Но Рану никто не мешал смотреть сны, ведь в снах не было опасности — человек мог их контролировать.
Он забросил тяжелый невод своих мыслей, и собрал соплеменников, и поставил барьер между их ментальными образами и кровавой бойней, захлестнувшей далекие воды и сознание людей. Он подстегнул племя к действию и направил его стремительным косяком по длинному склону подводного леса, как можно дальше от источника опасности. Разум Рана одновременно прикасался ко всем умам, посылая решительные, убедительные образы, не имевшие формы и символизировавшие организованное бегство.