«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

От Плутона до Меркурия металось эхо. С Новых Земель, где человечество превращало лед и пламень в плодородную почву, с планет, где ни один человек не смог бы выжить, пока технологии не вырастили образцы организмов из всех новых колоний на новых планетах, бесконечно звучал этот вопрос: «Где пост управления?»

Эксперименты над человеческим телом, в результате которых человечество обретало формы, способные жить во враждебных мирах, тоже внесли свою лепту. Люди из планетарных инкубаторов заселили другие планеты, и империя Земли связала планеты в тесную сеть вокруг своего Солнца.

Начиналась межзвездная экспансия. Отклонения в силе тяжести перестали быть чисто теоретической проблемой. Неимоверно усложнившаяся наука за один рывок покоряла такие вершины, на преодоление которых раньше требовались века. Развивающиеся технологии тащили за собой еще с десяток смежных отраслей, отчаянно пытавшихся догнать прогресс, а биологический метод, который мог позволить людям путешествовать между звездами, нетерпеливо спихивал конкурентов с главного пути и увлекал за собой другие науки.

Запутанная и сложная сеть, брошенная с Земли, разворачивалась за пределы Солнечной системы. Теперь она тянула свои невидимые нити к макрокосму звезд, и, как только первая звезда будет достигнута, Земля может пасть.

Она падет, как когда-то пал Рим, и по той же самой причине. Множились Новые Земли за пределами стратосферы — молодые, сильные, однако пост управления по-прежнему находился на Земле. Системы управления стали столь сложны, что унификация представляла непосильную задачу. Сложная социотехническая система на Земле могла удержаться от набора критической массы только благодаря абсолютному единству, полному и взаимному ощущению солидарности. Да и то недолго.

Потому что Земля стала слишком маленькой планетой. А другие планеты были еще не готовы взвалить на себя бремя самостоятельности. Они скандалили друг с другом и жаловались на притеснения Земли. Грозили отделением. Воспитанники планетарных инкубаторов стали яростно пытаться порвать связи с Землей, ведь с ней у них давно не было ничего общего, и изоляционизм Новых Земель стал угрозой целостности Солнечной Империи. В то же самое время люди устремились к другой великой цели — здравому, рациональному мышлению, системе, организации. Одним словом, к интеграции.

Может быть, это был не самый лучший метод. Но лучший, который имелся у людей.

Интеграторы были удивительными штуками — электронные мыслящие установки, управлять которыми могли только команды специально подобранных, подготовленных людей, живших по особо составленному плану. А когда живешь подобной жизнью, подвергаешься самым неожиданным мутациям. Конечно, нельзя сказать, что ты превращаешься в машину. Но барьер между живым человеком с его реакциями и неживой машиной с ее реакциями исчезал — ненадолго.

Поэтому и Эдвард Хардинг мог стать подводным судном, которым он управлял.

У него не было блоков памяти на изотопах ртути, как у дифференциального анализатора. Не запускались электрические цепи, извлекающие из памяти хранящуюся там информацию, которой мог бы воспользоваться Хардинг. Но некоторым образом он вспомнил…

И способность Хардинга к моментальной реакции сделала его, наверное, единственным лоцманом, который мог бы провести судно сквозь защиту, воздвигнутую Мэйоллом вокруг острова.

— Прошли? — спросил Тернер с палубы.

Вокруг, тускло поблескивая под ясным небом, расстилался Тихий океан. В воздухе стоял едва ощутимый неприятный запах, и от него никак было не избавиться. Тернер дымил трубкой, глядя на пустой горизонт, который на самом деле вовсе не был пустым. Глаза пытались найти какой-нибудь разрыв — как если бы небо могло, подобно занавесу, разойтись и показать, как выглядит настоящий мир. Мир Мэйолла, с чудесным образом спрятанным островом, который никак нельзя было найти, несмотря на то что он был четко обозначен на всех картах.

В рубке управления под палубой сидел Хардинг — в мягком кресле, абсолютно расслабленный. Руки его были засунуты в металлические перчатки, которые поблескивали, словно мокрые змеи. Перед его глазами висел прозрачный диск, раскрашенный, как цветовой круг. Хардинг немного поворачивал голову, чтобы взгляд падал через разные сектора специальной линзы. Перед ним на стене была укреплена космосфера, половина большого шара, по которой струились и перетекали цвета и формы. Сигналы радара и гидролокатора были только частью общей информации, отражаемой в сфере. Она изображала небеса над головой, воду вокруг, рифы под водой. И в настоящее время почти все было показано неверно.

— Нет, не прошли, — ответил Хардинг. — Думаю, есть еще барьер.

На палубе Тернер выпустил еще один клуб фиолетового дыма в сторону безупречно синего моря.

— Боишься Мэйолла? — спросил он в микрофон.

— Заткнись-ка, здесь трудный участок.