«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

Мэйолл поднес ко рту микрофон и начал говорить в него, не сводя взгляда с Хардинга:

— Двенадцатый сектор. Двенадцатый? Это Мэйолл. К вам по холму идет некий толстяк. Убейте его, как только увидите.

Он опустил микрофон и показал Хардингу зубы:

— Тебе осталось жить минут пятнадцать. Как раз пока я соберу команду и мы решим, как с тобой покончить. Может быть, одному мне не удастся. Но всякие могут быть варианты. И я какой-нибудь найду.

— Если убьешь Тернера, тебе самому будет хуже.

— Так это мне. Я сам отдаю здесь приказы. Ему не удастся уйти. — Тут Мэйолл рассмеялся. — Этот остров — живой. Это организм с реакциями, с собственными органами чувств и ионизированной кожей. Датчики у меня расставлены по всему острову. Они могут обнаружить все, что угодно, вплоть до ионов металлов, и передать сигналы в… в центр управления. Я установил нормативные значения для всех показателей, и любое отклонение поднимет тревогу. Тернер теперь как блоха на собаке. Каждую секунду остров знает, где он находится.

— Он нам понадобится.

— Ты скоро умрешь. Тебе уже ничего не понадобится.

— Ты ведь, Джордж, — Хардинг рассмеялся, — никогда особой практичностью не отличался? Ты всегда был парень способный, но слишком много рассуждал. Тебе в команде нужен такой человек, как я. Тернер тебя не продырявил только по чистой случайности. И благодаря мне. Ты посмотри на себя — стоишь тут, невооруженный. С чего ты решил выйти именно так? А вдруг на острове кишат молодчики Тернера?

Мэйолл растянул свои тонкие губы в какой-то вывернутой наизнанку усмешке.

— Эд, у тебя бывают галлюцинации? — спросил он вдруг очень тихим голосом. — Наверное, именно поэтому тебя и выперли из команды. Слышишь голоса из ниоткуда? Эд, посмотри на меня. Ты уверен, что я настоящий? Уверен?

Высокая, тощая и сутулая фигура стояла под лучами еще целую секунду, а потом Мэйолл улыбнулся и… начал таять.

Сквозь него стали видны деревья. Серебряный снаряд космического корабля проступил на том месте, где находился призрак Джорджа Мэйолла. Призрак стал совсем тусклым и растворился…

Мэйолл тихо и неприятно рассмеялся из ниоткуда.

Где-то глубоко в груди Хардинг ощутил тугой холод. Этого не может быть. Ему все приснилось или…

— Хорошо, Джордж, — сказал он, стараясь не выдать своей растерянности. — Я понял. Ну и где же ты на самом деле? Я знаю, что где-то недалеко. Нельзя проецировать трехмерное изображение дальше чем на сотню футов без экрана или на пятьсот, если есть промежуточные передатчики. Давай прекратим игры.

Мэйолл тоненько засмеялся — внизу, в кустах, сразу со всех сторон вокруг Хардинга. Хардинг почувствовал, как у него встают дыбом волосы. Это был смех безумца.

— Иди, — велел Мэйолл. — В сторону поселка за холмом. Пока ты туда придешь, я как раз придумаю, как тебя убить. Не разговаривай. Когда я буду готов, я сам тебя спрошу.

С вершины холма был виден ярко блестевший в лучах солнца поселок. Стояло знакомое квадратное здание Интегратора, крышу которого украшали знакомые же батареи вентиляторов, и знакомая башня словно пальцем пыталась проткнуть небо. Единственную улицу исполосовали длинные тени. Вокруг зданий, словно бахрома, расположились хижины из пальмового листа, а дальше, за парой раскатившихся зеленых холмов, застыла, словно танцор на одной ноге, огромная башня космического корабля на неразличимых отсюда хвостовых стабилизаторах.

Еще дальше виднелись черные утесы, пенящийся прибой и море цвета лайма; над морем кружились чайки. Возле домов туда-сюда двигались коричневые фигуры, скудно одетые во что-то яркое, но Мэйолла Хардинг нигде не заметил. Только какой-то механизм, выполняя свою работу, стучал, не останавливаясь, будто был сердцем острова.

Хардинг медленно двинулся вниз по склону. Пальма, неловко нависшая над тропинкой, зашелестела, откашлялась с металлическим скрежетом и сказала:

— Итак, Эд. Первый вопрос. Почему тебя выгнали из команды?

— Джордж, ты где? — Хардинг подскочил.

— Там, где ты меня не найдешь. Но это к делу не относится. Может, я в корабле, готовлюсь вылететь на Венеру. А может, прямо позади тебя. Отвечай.

— Ярко выраженный индивидуализм, — ответил Хардинг.

— Это ничего не значит. Попробуй объясни. И не останавливайся на тропинке.

— Меня выгнали, потому что я был совсем не похож на тебя. Честно говоря, полная твоя противоположность. Ты был лидером в команде и держал всех на своем уровне, потому что не мог адаптироваться, помнишь? Это не сразу стало понятно, потому что именно ты был лидером и задавал тон. Только когда пришел новый человек, проявились все наложенные тобой ограничения. И этот новый человек, если ты помнишь, был я.

— Помню, — холодно сказала пальма.

— Ты потерпел неудачу. Я добился успеха. У меня было слишком много стимулов. В конце концов они выяснили, что я выхожу на абстрактные уровни далеко за пределами возможностей команды, и это так же плохо, как и отставание. И меня уволили за иррациональную ненадежность, которую я предпочитаю называть ярко выраженным индивидуализмом. Вот и все.