«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

Что касается тела, Харрис не мог рассмотреть сокрытых под одеянием форм; дизайнеры не решились обрядить новую Дейрдре в один из тех костюмов, что она носила в зените славы, ведь такое смотрелось бы весьма нелепо. Даже мягкость ткани наводила бы на болезненную мысль, что под соблазнительными складками нет человеческого тела; к тому же металл не нуждается в защитном тканевом покрове. Однако, понял Харрис, без одежды Дейрдре выглядела бы довольно странно, казалась бы обнаженной — ведь тело ее, отнюдь не угловато-механистичное, было создано по образу и подобию человеческого.

Дизайнер разрешил сей парадокс, облачив Дейрдре в тончайшую металлическую сеть. Она ниспадала с покатых плеч прямыми складками, подобно длинной греческой хламиде, гибкая, но имеющая достаточный вес, чтобы не облегать корпус, а опутывать его паутиной.

Стопы, лодыжки и руки, коими наделили Дейрдре, оставались обнажены. С конечностями ее нового тела Мальцер сотворил настоящее чудо — по существу, механическое, но в первую очередь глаз оценивал совершенство художественного и анатомического решения.

Руки сияющие, светло-золотистые, гладкие, конусообразные, без намека на имитацию человеческих. Гибкие по всей длине, состоящие из тесно сочлененных друг с другом металлических браслетов все меньшего и меньшего диаметра, они оканчивались тонкими округлыми запястьями. В отличие от остального тела ладони почти как у людей, но тоже из крошечных секций, соприкасающихся так, чтобы имитировать гибкую живую плоть. Пястно-фаланговые суставы крепче, чем у людей, а сами пальцы тоже конусообразные, с длинными кончиками.

Стопы под конусами лодыжек были сконструированы с оглядкой на человеческие. Благодаря искусно сработанным подвижным сегментам у Дейрдре имелись пятка, подъем и гибкий передний отдел стопы, напоминавший средневековый латный ботинок.

Она и впрямь походила на создание, закованное в броню, — конечности в тонком пластинчатом доспехе, безликий шлем головы, стеклянное забрало и кольчужный покров, — но ни один рыцарь не способен был двигаться так, как двигалась Дейрдре, и не надевал латы на тело столь нечеловечески точных пропорций. Так утонченно мог бы выглядеть лишь воин из иного мира, рыцарь Оберона.

Харрис дивился изяществу пропорций ее миниатюрной фигуры. Он ожидал увидеть тяжеловеса вроде обычных роботов, а теперь осознал, что значительный объем в корпусах механических автоматов отводится под скудоумный, но увесистый электронный блок, руководящий действиями этих устройств; в теле же Дейрдре находился живой мозг, изделие гораздо более искусное и тонкое, чем творения рук человеческих. Металлическим было лишь тело, и его конструкция казалась не слишком сложной, хотя Харрису пока не объяснили, как оно функционирует.

Харрис потерял счет времени, рассматривая фигуру в мягком кресле. Она по-прежнему очаровательна — да, она все та же Дейрдре. Он созерцал ее, и морщины недоверия на его лице — лице человека, изучающего нечто небывалое, — постепенно разглаживались. Скрывать от Дейрдре свои мысли? Зачем?

Она поерзала на подушках. Всколыхнулись длинные гибкие руки — с нечеловеческой, пожалуй, грацией. Харриса встревожил не вид ее тела, но это движение; он вздрогнул, его лицо непроизвольно натянулось. Казалось, Дейрдре внимательно разглядывает его из-под маски-полумесяца.

Она не спеша выпрямилась.

Движение было по-змеиному плавное, словно тело под кольчугой состояло из тех же сочлененных браслетов, что и конечности. Харрис, с тревогой ожидавший механической тугоподвижности, не был готов к такой сверхчеловеческой пластике.

Она молча стояла, ожидая, пока складки кольчуги расправятся и обретут новую форму. Тихо позвякивая, словно далекие колокольца, металлическое одеяние сложилось в светло-золотые скульптурные переливы.

Харрис встал одновременно с ней. Машинально. Теперь они стояли лицом к лицу. В прошлом он ни разу не видел, чтобы Дейрдре замирала в полной неподвижности; не увидел этого и теперь. Она едва заметно покачивалась, ведь в ее сознании пылала та же негасимая жизненная сила, что населяла прежнее тело, и флегматичная неподвижность оставалась для нее недостижима — впрочем, как всегда. Игравшее на золотистом одеянии каминное пламя подмигивало Харрису при всяком ее движении.

Затем она склонила безликую металлическую голову к плечу, и он услышал знакомый негромкий, гортанный, искренний смех — тот же, каким смеялась Дейрдре из плоти и крови. Каждый жест, каждая поза, каждая смена одного движения другим… все это так напоминало прежнюю Дейрдре, что на Харриса вновь нахлынуло неодолимое чувство: перед ним — та же женщина, которую он привык видеть раньше, восставшая, словно феникс, из пепла.

— Ну что, Джон, — начала она тем тихим, ироничным, хрипловатым голосом, который Харрис помнил в мельчайших подробностях, — ну что, я ли это? — В голосе слышалась абсолютная уверенность. Дейрдре знала, что она — это она. — Шок пройдет, сам понимаешь. Со временем станет легче. Я, например, уже совсем привыкла. Смотри!