Время, назад! (СИ)

Шинтаро кивнул помимо воли. Такао расцвёл в радостной улыбке и поспешно открыл первый ящик рабочего стола, достав оттуда фотографию и сунув её в руку успевшего избавиться от онигири Мидоримы. Снимок казался нечётким из-за слегка размытого фона, однако это только подчёркивало силуэт основного действовавшего лица фотографии. А им был он, Мидорима Шинтаро. Только двадцать пять лет назад. Именно в тот день, когда на него чуть не упал прожектор во время выступления. На снимке Шинтаро стоял за кафедрой и, кажется, что-то объяснял. Кадр был мастерски подобран таким образом, что поймал один из его жестов, которыми он подкреплял свой доклад, и был настолько живым, что Мидориме даже показалось, что картинка вот-вот начнёт двигаться. Шинтаро ошарашенно моргал, не выпуская из рук фотографию.

- Я фотографировал, пока ждал, когда на вас упадёт софит, – негромко проговорил Такао, и Шинтаро мгновенно почувствовал на себе его внимательный взгляд. – Я думаю, у вас нет ни одной такой, Шин-чан. Вы здесь удивительно на себя похожи, знаете? Такой сосредоточенный и увлечённый. Немного странный и замороченный, – продолжил Такао, забирая у Шинтаро фотографию и принимаясь её рассматривать. – Почти недосягаемый и просто офигенно интересный.

А дальше Шинтаро не слышал. Во-первых, потому что снова заложило уши, а во-вторых, потому что он смотрел. Как блестели глаза Такао в красноватом свете, как он неосознанно поглаживал краешек фотографии большим пальцем, как улыбался рассеянно и почти мечтательно, и снова был самим собой – родным и тёплым, таким Такао, по которому Мидорима ужасно скучал. Мысли путались от шума в ушах, и Мидорима чувствовал, будто он в вакууме, пока не поймал себя на том, что наклоняется к Такао с совершенно конкретной целью, за которую он мгновенно себя мысленно отругал и тут же отшатнулся назад, чтобы не допустить непоправимого.

- Вам не понравилось, да? – спросил Такао, заметив реакцию Мидоримы.

- Нет, в смысле, да, в смысле, очень хороший снимок, разумеется, – замешкался Мидорима, силясь оторвать от Такао взгляд.

- Знаете, Шин-чан, я больше вас не буду вопросами доставать, – проговорил тот после небольшой паузы. – Я подумал и решил вот что: во-первых, вам лучше знать про этот самый континуум, или как его там. Во-вторых, эта фотография – лучшее доказательство, что я был в девяностом, так что я не псих. А в-третьих, даже если вы меня не помните в прошлом, то сейчас-то я есть, верно? И мне на самом деле важно только, чтобы вы сейчас меня помнили. Ну, не в смысле помнили, а признавали. Признавали, что я есть. Сейчас и здесь. Вот, опять я запутался, – улыбнулся Такао, но его глаза остались немного печальными, а взгляд – решительным. – Вряд ли вы поняли, что я хотел сказать.

- Я понял, разумеется, – кивнул Мидорима, чувствуя странное покалывание и лёгкую дрожь в пальцах, как будто предвкушение чего-то важного. – И я… на самом деле… вы были как дежавю, разумеется, – наконец выдохнул он, понимая, что сказал не совсем правду, но уже гораздо ближе к истине, чем просто молчание.

- Дежавю? – глаза Такао загорелись, взгляд стал цепким. – То есть вы всё-таки…

- Казу, отец вернулся, спускайтесь ужинать, – послышалось снизу, и Шинтаро счёл за благо мгновенно распахнуть дверь, чтобы избежать дальнейших расспросов.

***

Мидорима настойчиво отказался от предложения Такао проводить его до станции метро и уж тем более – от перспективы быть подвезённым до дома на самодельной велорикше. Во-первых, это было небезопасно, а во-вторых, ему надо было подумать. И остыть, разумеется. Сегодня он и так слишком поддался чувствам и едва не потерял голову.

А терять голову было от чего, ведь после произошедшего сегодня в фотомастерской он, кажется, хоть немного начал понимать слова Натсуко. Такао был… увлечён. Им, Мидоримой. Но, видимо, и здесь время решило над ним поиздеваться, воплощая самые нежелательные сценарии, которые рисовал в голове Мидорима, когда они только начинали «прыгать». Такао был увлечён именно тем, двадцатилетним Шинтаро, который рассказывал с кафедры о светодиодах и полупроводниках. Наверное, поэтому ему было так важно, чтобы Шинтаро его помнил, наверное, поэтому он хотел, чтобы Шинтаро подтвердил. Услышав сказанную против воли фразу про дежавю, Такао прямо расцвёл. Весь вечер за ужином он ёрзал на стуле, без устали болтал, перебивал, когда Шинтаро и отчим Такао, врач-пульмонолог, начинали беседу на научные темы, смеялся и открыто на него смотрел своими невыносимо ясными глазами.