Время не ждет

Отпечатков нет и быть не может, но чем меньше улик, тем сложнее вести расследование.

Перед тем, как пересесть в другую машину, Рэй поймал несколько собак и собственноручно свернул им шеи, отчаянно кривясь при этом. Людям, что характерно, сворачивает без лишних эмоций, был случай убедиться.

— Увидишь, — Коротко сказал он, заметив мой взгляд, — поехали. Где ты там под проволокой пролез?

Дождавшись, пока проедет парочка ленивых и отчётливо нетрезвых ковбоев, переговаривающихся не глядя по сторонам, пролезаю под проволокой назад, в Олимпийскую деревню. Техасец бросает тушки собак там же, и поясняет наконец, вспарывая длинным ножом животы:

— Койоты или стервятники. Получаса не пройдёт, будут здесь с гарантией. А потом уже ни один следопыт не разберёт, с собакой или без. Хм… особенно с собакой.

* * *

— Четыреста метров с барьерами, — Гремит по радио, — на старт приглашаются…

Привычки разминаться перед стартом у легкоатлетов ещё не появилось, в лучшем случае переминаются с ноги на ногу, и то от нервозности. На мои прыжки и упражнения на растяжку смотрят с насмешливым недоумением, но не комментируют… громко.

В голове звенящая пустота, всё делаю на автомате. Таблетки, перестрелка, по возвращению снотворное, с утра таблетки…

Чувствую себя как в тот период, когда эксперименты с запрещёнными веществами казались чем-то интересным. Да собственно, разницы и никакой, разве только моральный настрой несколько иной.

Со стороны кажусь собранным и хладнокровным, и наверное, так оно и есть… Если не вспоминать о таблеточках. Таблетках, таблетулях…

— Приготовились!

Занимаю низкий старт и устраиваюсь поудобней, не стесняясь поправлять не только ступни в колодках, но и шевелить тазом. Моя надежда только на рывок, да на собственно барьеры.

Выстрел… и я опережаю соперников на долю секунды. Выхожу вперёд прыжком и сразу беру разбег.

Когда подбегаю к барьерам, меня уже догоняют, но на барьерах снова беру реванш. И снова спурт… меня обгоняют и снова спотыкаются на барьерах. Прыжки такого рода — мой конёк…

… но к финишу прибегаю не самым первым.

Тренер хлопает по плечу, не отрывая глаз от табло, где меняют картонки с цифрами.

— Да! — Орёт он торжествующе, — Четвёртый!

Снова удар по плечу — для маленькой Дании даже такой результат — уже достижение!

У нас пока только две медали — серебро по академической гребле, что сами гребцы восприняли как чудо, да вымученная бронза на велогонках. Немного… но и немало, уже можно ходить с высоко поднятой головой.

Выдыхаю… но напряжение не отпускает. Накинув лёгкую куртку (знобит от волнения, несмотря на жару) жду в раздевалке забега на три тысячи метров. Потом эстафета четыре по сто, и снова мой выход — эстафета четыре по четыреста.

И… не вспоминать! Это сон, это было дурной сон, плохой сон… Как же не хватает Джокера и таблеточек…

От волнения или интоксикации начинается рвота. Меня долго выворачивает над ведром, потом полоскаю рот поданной тренером водой, и наконец, пью, восполняя потерю жидкости.

— Нормально, — Отвечаю на безмолвный вопрос, — побегу.

Усатая морда исчезает, и я прикрываю глаза, посасывая медленно тающий кубик льда. Посреди комнаты в большом тазу целая гора наколотого льда — вместо кондиционера.

— На старт приглашаются….

Хлопок по плечу, выхожу на поле вместе с нашими ребятами. Эстафету начинаю я — как самый результативный легкоатлет Дании. Мда…

Снова привычная разминка, выстрел… Бегу изо всех сил — так, как никогда не бегал.

Передав эстафетную палочку, отхожу на поле и долго-долго не могу перевести дух. Отдышавшись немного, жадно пью холодный чай с сахаром и лимоном.

— … бронза! Ты слышишь?! Бронза!

Тренер обнимает меня, потом другого… Прихожу в себя уже на пьедестале, вытянувшись под звуки датского гимна.

— … вытянул, ты понимаешь? Вытянул! — Идёт рядом тренер, радостный донельзя, — твой рывок в начале…

— Мистер Ларсен? — Возникает из ниоткуда щекастая физиономия, на которой едва ли не написано, что он из ФБР, — вам знакома Дженни…

Фотографии мёртвой Дженни, лежащей в машине… темнота.

Глава 27

Стоя у гроба Дженни вместе с одним из троюродных кузенов Фарли, принимаю соболезнования разной степени искренности. Каменные своды храма давят на плечи всей тяжестью, отнимая тепло и саму жизнь.

— Сочувствую вашему горю…

— …. Соболезную утрате.

— Тяжёлая потеря…

Если бы не Джокер с его волшебными таблетками, давно бы сорвался.

Стоять у гроба девушки, которую сам же и убил, принимая соболезнования… Может быть, и не верх цинизма, но где-то рядом.

А надо. Я официальный жених, принятый в доме Фарли, а значит — должен… Хвала Небесам, я не один.

Организацию похорон взяли на себя родственники убитых, и от моего имени — Уоррингтон. От меня требуется только стоять и кивать, пытаясь не сорваться.

— Такая молодая… — Промокает сухие глаза древняя старушка, одетая по моде конца девятнадцатого века, глядя на убитую с плохо затаённым злорадством. Что уж там… клановая вражда или неприятная, но не такая уж и редкая, нехорошая радость старого человека, обманувшего смерть, не знаю. Не она первая сегодня, и скорее всего, не последняя.