Время одуванчиков

Генерал Дементьев, назначенный на область аж из Новосибирска, где он рос в штабных должностях, отлично понимал, что область контролирует мафия, но связываться с ней избегал. Это был еще один тип служаки –относительно честный, но не любящий проблем. Его устраивало то, что на вид все спокойно. Что не бузят на улицах малолетки, что работают производства, и потому на улицах мало гопников и пьяных, все при деле. Показатели в порядке, одни из лучших в регионе. Деньги в области есть, он как только заступил на должность, так пошел в областную администрацию попросить квартир для очередников. Дело обычное, в Новосибирске – да везде так. Проси больше, что-то да дадут. К его удивлению, в администрации отнеслись к просьбе с полным пониманием и уже через два года он, сияя как медный самовар, раздавал ключи. А в Москве он потом раздувался от гордости – полностью закрыл очередь на жилье. И это не говоря о мелочах, таких как, например, ремонты всех РОВД, даже сельских, или компьютеры на столе у каждого. Была какая-то программа, крупные фирмы области передавали свою подержанную компьютерную технику в госучреждения бесплатно, как спонсорскую помощь. Но это там подержанная, а для них очень даже нормальная. В Новосибирске – в районах до сих пор на матричных принтерах печатали.

Так что он не задавал вопросов, но только до того, пока не начнутся проблемы.

– Ты почему ОМОНа не дождался? – резко спросил он, когда Терещенко переступил порог кабинета.

– Заявку не выполнили.

– Позвонил бы мне! Я бы им вставил пистона! А теперь что?

– Бандиты обезврежены.

– Обезврежены! Четыре трупа у тебя, полковник, вот что! А ты знаешь, как к этому прокуратура относится. Смотри! Отсебятину порешь!

Самое страшное, что генерал был прав. От прокуратуры стоило ждать неприятностей. В их безумном мире, есть труп – надо сажать. Даже если это труп бандита.

***

Внизу он встретил Каширина, тот светился как блин. Он послал его ножками отнести их рапорты в прокуратуру – у него там однокашница какая-то была, можно было вынюхать что к чему. Попытаться, по крайней мере.

– Ты чего?

– Признали правомерным.

Терещенко не поверил.

– Что, уже?

– Ага. Лидка зашла, прокурор подписал. Сразу. А?

Терещенко вдруг понял – они. Мафия. Это Ломову невыгодно из этой темы шум поднимать, потому он по своим каналам и прикрыл применивших оружие ментов. Когда такое бывало ранее, их по месяцу могли мурыжить.

Ну и ну…

– Зайдем.

Терещенко начал толкаться во все двери подряд. Нашел наконец свободный кабинет.

– Ну? Что думаешь?

– Те мужики в бусике. Кто-то не хочет шума.

– И ты знаешь, кто?

Каширин пожал плечами.

– А нам чо делать?

Каширин хмыкнул.

– Я прошлым летом ездил в Иваново, к родителям. У них там скоро то ли Ташкент будет, то ли Ашхабад. В младших классах уже треть учеников – не русские. Пацаны их в первом классе русским девочкам говорят – подрастем и ты будешь моей рабыней. Как думаешь, откуда они это берут – в первом классе?

Терещенко не ответил, но было и так понятно. Транслируют разговоры отцов и братьев, семилетний такого сам не выдумает.

– Здесь этого нет, так? И кавказские разборки – когда последний раз такое у нас было?

Давно.

– И что? Ты понимаешь, какими методами все это делается?

– А не все ли равно?

Полковник посмотрел на своего подчиненного другим взглядом. Совсем другим.

Но и Каширин не отвел взгляд

23—27 мая 2021 года. Белогорская область, Россия

Похороны были… до ужаса банальными.

Мне приходилось хоронить друзей и не раз. Каждый раз – все происходит по какому-то дурацкому ритуалу, пьеса, где каждый исполняет отведенную ему роль. Но почти всегда – фальшивит.

Мне кажется, в древней Руси было лучше. Там – люди уходили в огне… и с дымом возносились на небеса. Сейчас – земля к земле, небеса нас не примут.

Меня точно. Её…

До конца я не достоял – не смог, честно. Сил не было. Просто пошел с кладбища, думая про месть. Интересно, кто-то верит в то, что месть что-то исправит?

Нет. Бред все это. Месть никогда и ничего не может исправить. Месть – это…

Успокоение души, что ли. Или попытка отпугнуть смерть, не знаю.

Плохо всё. Плохо…

На въезде на кладбище стоял микроавтобус, около него Семидворов. Я ничего не сказал – пришибить бы гада, да нельзя.

Остается только терпеть.

Семидворов подошел, постоял рядом, помолчал. Потом сказал:

– У вас серьезно было?

Я кивнул.

– Сочувствую.

Боже, дай мне сил чтобы изменить то, что я могу изменить и мудрости не менять того, что я не могу поменять.

И веры, чтобы принять жизнь такой, какая она есть…

Мы еще какое-то время постояли, потом пошли с кладбища – я, а затем Семидворов. На выходе он сказал мне:

– Не сюда.

– Почему?

– Нельзя возвращаться с кладбища той же дорогой, что на него пришел. Иначе смерть пойдет за тобой. Надо запутать смерть.

– Не слишком-то получается, – невесело сказал я, но свернул в другую сторону.

Семидворов пошел рядом.

– Киллеров уже взяли.

– Большинство холодными. – сказал я.