— Зря, — хмыкнул брат. — Вот увидишь: тот, кто примет тебя такой и полюбит, поможет избавиться от этого. Ты перестанешь стыдиться себя, забудешь и отпустишь ту ночь, когда мамы не стало. И припадки пройдут. Просто нужен кто-то кроме меня, кто поможет. И тебе надо, наконец, простить себя. Ты не виновата в том, что произошло. Чем больше ты себя ненавидишь, тем сильнее это заседает в твоей голове. Не успокоишься — будешь вечность мучиться.
Я опустила голову и тяжело вздохнула. Это невозможно. Невозможно полюбить и принять такого человека, как я. Такого ненормального, слабого, жалкого. Того, кто видел, как родной человек умирает, и не сумел помочь.
— Не хочу даже слышать об этом, — ответила я и забралась на кровать с ногами. — Я сама заставлю болезнь уйти. А ты не смей говорить никому об этом. Понял? Никому.
Марио лишь послушно кивнул и лег рядом со мной. Он всегда ложится рядом, дожидается, когда я усну, и идет обратно к себе. Чаще всего я просто притворяюсь, что уснула, чтобы он не беспокоился и мог спокойно лечь спать. В этот раз я поступила точно так же.
Закрыв глаза, я задумалась: что было бы, если бы все узнали? Представляю, как бы ужаснулся Киллиан. Он и без того считает меня слабой и чокнутой. Он бы точно скривился и отказался бы курировать меня. А если бы узнал Саймон? Может, и не засмеял бы меня? Ведь он провел со мной вечер на той вечеринке, зная, что Киллиану нет до меня дела. И показывал свои фотографии в гараже… Может, он поймет?
Я не привыкла доверять людям, потому что очень легко ошибиться. Проще не верить никому, чтобы не получить нож в спину. Но легче ли от этого? Легче ли закрыться от всех, чтобы избежать боли? Или стоит раз рискнуть ради человека, который, возможно, заслуживает этого? Да и как понять, что я поступаю правильно и все не окажется обманом?
Я не ответила на эти вопросы, потому что провалилась в блаженный и самозабвенный сон. В полную пустоту.
Глава 8. Мы чувствовали сердцем
Наматывая горячую пряную лапшу на китайские палочки, я недобро нахмурился:
— И ладно, если бы она хоть слушалась меня, тогда, может, я и стерпел бы ее отвратный характер. Но она такая… взбалмошная!
Майло понимающе закивал, потянувшись к стакану с водой и лимоном.
— Точно, в этом они очень похожи.
— Марьен тоже делает все, чтобы вывести тебя из себя? — возмущенно воскликнул я.
Обаятельно смахнув длинные темные волосы с лица, Андервуд откинулся на стуле.
— О, ты не представляешь как. Самодовольный, наглый, острый на язык. Я ему слово — он мне десять. Сечешь, о чем я? Но умный, черт возьми.
Мы сидели в лапшичном баре. Пылающие солнечные лучи робко пытались пробиться в помещение сквозь почти наглухо закрытые жалюзи. Здесь вкусно пахло деревом и специями, все время раздавались разные звуки с кухни: стук лезвия ножа о доску, шипение на сковороде; дверь то и дело хлопала, когда хозяйка заведения бегала туда-сюда и разносила еду.
Это был маленький райский уголок Гонолулу со вкусной едой и напитками, прохладный и спокойный, куда почти никогда не забредали навязчивые шумные туристы.
— Я отлично знаю, что он за человек, — понимающе кивнул я. — На днях влетел в наш корпус, злой как черт, и бросился на меня, даже не спросив ни о чем. Надрать бы ему задницу за такое, да не солидно будет с моей стороны колотить студентов.
— За что же?
— А, теперь уже неважно, — отмахнулся я. — Просто… вроде стараешься ради этих засранцев, а они к тебе задницей поворачиваются.
Майло засмеялся.
— Киллиан, не юли. Разве так все было? Помню, ты рассказывал в самом начале, как сильно бесит тебя твоя новая подружка. Вечно под руку лезет, пристает, ты глаза закатывал при виде ее выкрутасов. Короче, раздражало тебя все. А сейчас вдруг «стараешься».
Я и сам не знал, когда со мной случилась такая крутая перемена. Действительно, когда Лисс из простой назойливой студентки стала человеком, к которому я неравнодушен? Почему меня так парило, с кем она, где она, что с ней? На душе кошки скребли от последней ссоры, а озвучить настоящую причину таких перемен мне было даже страшно.
Какого черта происходит?
— Не спрашивай, — устало пожал плечами я. — Сам нихрена понять не могу, отчего так бешусь.
— Хорошая она девчонка, — снисходительно ответил Май. — Простая, добрая, не подставит уж точно. Мне нравится. Я знаю, о чем говорю.
В этом я не сомневался. В те редкие минуты, когда Майло приоткрывал завесу своего прошлого, я в очередной раз убеждался, что жизненного опыта у него достаточно. Самого разного. Я знал, что он рано начал жить без родителей. Работал где-то, снимал комнату у какой-то тетки, которая в итоге прониклась к нему материнскими чувствами и помогала, став «неофициальным опекуном». Как-то сводил концы с концами… Будучи еще совсем юным щеглом, он уже просчитывал бюджет на месяц, откладывал деньги на оплату счетов, составлял списки продуктов на неделю. Днем — учеба, вечером — работа.