— Это еще что, блин, такое?
Матте скривился при виде листка, который я подвинул к нему.
— Отказ от куратора.
Фраза прозвучала слишком громко и четко, отчего рядом сидящие кураторы и преподаватели косо посмотрели на меня и начали перешептываться. Выглядел я по-настоящему стремно: с медленно сходящими синяками и царапинами, разбитой губой и пластырем на носу. Можно было подумать, что я какой-то хулиган или типа того. Кажется, их пугал один мой мрачный взгляд.
Отрицательное впечатление обо мне закрепилось в тот момент, когда я использовал свой острый язык и колкие обидные выражения. Тот факт, что я — Марьен Хилл, просто парень, пытающийся защитить сестру, был мало кому известен. Скорее, все знали меня другого: Марьена Хилла, студента того самого наркомана-куратора, у которого на днях случилась потасовка, а затем и проблемы с полицией. Вот такая версия звучала у людей на устах чаще. Слухи ходили по всему Гонолулу, а я стал одним из центральных персонажей этой дурной истории, якобы задиристым и не менее «выдающимся», чем мой куратор.
Честно говоря, мне было абсолютно плевать на мнение людей.
— Не глупи, мальчик, — ответил мне Матте. — Я старался ради того, чтобы ты потом от кураторов отказывался?
— Ты же сам его избил, — парировал я. — Мне показалось, это означает, что он тебе тоже не нравится.
Маттиас Хилл, отведя взгляд, плотно сжал губы и натужно вздохнул. Его гладкое лицо было покрыто легкой испариной, добавляя блеска, потому что сегодня было особенно жарко. Вечером обещали блаженный теплый дождь, но пока что солнце нещадно палило, пытаясь лишить меня верхнего слоя кожи. В каких-то местах уже начинало жечь, и меня безумно раздражало, что кожа еще не до конца освоилась в этом климате. Все-таки Гавайи — это далеко не Сиэтл.
— Марио, — обратился ко мне Матте, — ты же понимаешь, что, отказываясь от личного куратора, ты можешь вылететь из университета?
— Разве мне не должны просто заменить куратора на нового? — пожал плечами я.
Матте сложил пальцы вместе, словно дорогой психолог, повернулся на своем офисном кресле и деловито посмотрел на меня снизу вверх, поскольку я стоял рядом, а не сидел. Другие кураторы за своими рабочими столами наблюдали, исподтишка слушая нашу беседу.
— Видишь ли, какая дилемма, — начал мой дядя, — кураторов спецгрупп в университете ограниченное количество. Обычно сколько кураторов есть — столько и набирают студентов в спецгруппы. И лишних у нас нет. Если откажешься от Майло, тебе не дадут нового, потому что другого свободного нет, на факультете культуры с ними особый дефицит. Тебя просто отчислят. У тебя только один вариант — перевестись в обычную группу.
Я нахмурился, скрестив руки; эта ситуация начинала выводить меня из себя.
— То есть, — сквозь зубы проговорил я, — у них тут типа куратор-наркоман с уголовкой, а отчислять хотят
Маттиас вздохнул, по-родительски похлопав меня по плечу и смягчив тон:
— Дело не в этом. Майло уволят в любом случае, поэтому тебе нет смысла писать отказ. Ему здесь не место, а университет будет отмываться от этого скандала еще очень долго. Но персональных кураторов больше нет. Тебе придется либо писать заявление на перевод в обычную группу, либо отчислиться. Но я тебе точно не советую бросать учебу.
— Мы приехали сюда, потому что ты обещал лучшее образование. А теперь предлагаешь обучаться наравне со всеми?
— Я облажался. Но со временем мы с этим что-нибудь сделаем. Сейчас это все, что я могу предложить, — раздраженно сказал Маттиас. — Если ты не заметил, Марио, помимо тебя, у меня еще чертова куча проблем. Сначала я разберусь с ними, и потом уже займусь тобой, окей? Забирай свой отказ, не глупи. Иди готовься к экзаменам и жди, пока все утрясется.
Он отвернулся, принявшись снова разбираться в бумагах, показав этим, что разговор окончен. Мне резко захотелось дернуть его за хвостик, как я делал это, будучи ребенком. Дядя Матте всегда носил длинные волосы, и ему это шло. К тому же он не ударит меня, я и без того выгляжу жалко.
Улыбнувшись, я протянул руку и игриво дернул за собранные в хвост волосы Маттиаса, тут же отшагнув на полметра. Он ошеломленно дернулся, повернувшись ко мне и возмущенно посмотрев. Послышались сдавленные смешки его коллег. Я ухмыльнулся, разведя руками.
— Прости, Ма, привычка старая.
— Марьен, я серьезно. Больше никаких глупостей. Я с тебя и Алессы глаз не сведу, — строго произнес дядя, яростно приглаживая светлый хвост.
Я лишь устало кивнул и вышел из кураторского корпуса, опустив на глаза очки и пожалев, что надел черную футболку. Лучше бы вообще голым вышел в такую погоду.