Время остановится в 12:05

Я смотрю вслед Бренде. Что бы ни произошло, я создал с ней связь. Воспроизвел условия нашей встречи, но в лучшем варианте. Если мне удастся освободить отца и приручить Пиктона, этот мир в любом случае станет более пригодным для жизни, чем тот, в котором врачи отключат ее от аппарата за неуплату.

– Налей мне воды, малыш…

Старик поворачивается ко мне, приподнявшись на локте. Его лицо изменилось. Теперь оно спокойно, даже слишком. Интересно, что он задумал?

– Думаешь, я чудовище? – спрашивает Пиктон со вздохом. – И ты тоже так думаешь. Но таким слабакам, как мой внук, надо давать встряску. Это единственное, что может их подтолкнуть к действиям. Ты не согласен?

Он берет из моих рук стакан, подносит к губам, проливает половину на грудь и бессильно опускает голову на подушку.

– Ладно, теперь, когда мы одни, скажи мне правду. Как я это сделал технически?

– Как вы сделали что?

– Отправил тебя в параллельный мир.

Я смотрю ему в глаза с чувством огромного облегчения.

– Значит, вы мне верите?

– Сначала расскажи, тогда я решу, верить или нет. При других я валял дурака, потому что их это не касается. Они никогда не верили в мои исследования о многочисленных вселенных. Я тебя слушаю.

Я глубоко вздыхаю и, присев к нему на кровать, излагаю всё, что произошло между нами в реальности № 0 и реальности № 1. Подвожу итог нашим приключениям, описываю его посмертные реакции, пересказываю его гипотезы, открытия. Насупив брови, с дергающимся от нервного тика морщинистым лицом, профессор слушает меня с возрастающим вниманием. Несколько раз он с трудом глотает слюну, будто ему тяжело слушать мой рассказ. Но вот, прочистив горло и откашлявшись, старик прерывает меня:

– Ничто из того, что ты говоришь, не подтверждено научными доказательствами.

– А способ разрушения Экрана? Вы же изобрели его при жизни, разве нет? Как я мог его придумать?

Старик крепко хватает меня за руку и произносит со слезами на глазах:

– А он правда работает, этот способ? Ты мне даешь гарантию, что он сработает? Я уже столько лет не верю в себя, Томас… Я не подаю виду, чтобы не вызывать постыдной жалости, но у меня всё отобрали, всё украли… Даже мой внук! Уоррен Бошотт настроил его против меня, ты же сам видел! Конечно, им удобнее считать такого неудобного человека, как я, старым маразматиком-параноиком… Так что назови хотя бы одну причину, умоляю, одну объективную причину тебе верить! Докажи, что я не кончился как ученый, что мои гипотезы верны!

– Конечно, верны! Иначе Бошотт не стал бы подбивать клинья к вашей жене, чтобы их украсть…

Пиктон резко садится в кровати.

– Что? Эдна сошлась с Бошоттом?

– Нет-нет. Пока нет. Только после вашей смерти.

Внезапно он правой рукой хватает себя за левую, потом прижимает ладони к груди и сгибается пополам. Я с тревогой спрашиваю:

– Что случилось?

Старик смотрит на меня испуганно:

– Томас… я не могу дышать.

Лицо у него побелело, подбородок трясется.

– Я… мне больно!

Меня мгновенно охватывает паника. Я зову Эдну. Тишина. Вскакиваю с кровати, чтобы бежать за ней. Пиктон удерживает меня, вцепившись пальцами в запястье.

– Останься. Я чувствую, это… конец. У меня уже было два инфаркта, этот… будет последним. Эдна… с Бошоттом… Невозможно! Обещай… помешать им…

Потрясенный, я смотрю, как у старика закатываются глаза. Я даю обещание. Он слабо улыбается, прерывисто дыша, взгляд его блуждает.

– Он еще больший сердечник, чем я, Бошотт. Это… так несправедливо.

Свободной рукой я глажу профессора по виску, влажному от пота.

Какая-то неведомая сила поднимается во мне. Спокойствие, уверенность, которых я раньше не знал. Я говорю:

– Не бойтесь. Смерть – пустяки. Всего лишь переезд.

Я хватаю медведя и кладу ему на грудь.

– Мы уже испытали это, Лео… Ваша душа просто покинет тело и войдет в медведя. А я буду рядом, чтобы принять вас. Я объясню, как с ним управляться, и мы сэкономим время. Это будет здорово…

Старик качает головой, его подбородок по-прежнему дрожит. Я продолжаю еще мягче, стараясь сдержать слезы:

– Вы откроете в космосе кучу вещей. К тому же прощайте диабет, уколы, ревматизм… Конец спорам с Луи, войне с Эдной. И я еще не рассказал, как мы испортим жизнь этому вашему Бошотту…

Пиктон смотрит на меня тускнеющим взглядом. Я не знаю, плачу ли я от его тоски или от своей собственной. Чем сильнее я стараюсь облегчить ему последние минуты, тем тяжелее у меня на душе. Его губы шевелятся и застывают. Голова падает набок. Я задерживаю дыхание, прислушиваясь, дышит ли он. Нет, это конец.

И вдруг во мне поднимается злость на себя самого. Я бросаюсь к нему, ритмично давлю двумя руками в область сердца, как нас учили на уроках оказания первой помощи. Пытаюсь делать ему искусственное дыхание рот в рот. Бесполезно. Измучившись, я останавливаюсь.

Я всё-таки убил его. К чему было прилагать столько усилий, чтобы не дать моему воздушному змею пробить ему голову, а потом довести до смерти одной фразой? Я ничтожество. Я проклят. Или же… Или это был единственный способ достичь цели?