Время остановится в 12:05

А Нокс, как я и предвидел, хиреет. После первых минут удивления и веселья он почувствовал последствия изливающейся на него щедрой любви. Заботливость тайного сына, который всё простил. Благодарность брошенной женщины, в жизни которой не было ничего, кроме горечи обманутых надежд, и в которой пробудилась благодаря ему способность мечтать. Она с каждым днем молодеет. Он – стареет на глазах.

Керри применяет тот же рецепт в министерстве, и, похоже, успешно. Вместе с моим отцом они создали вокруг Ноктис замечательную семейную атмосферу. Оказавшись в этом пламени любви, которое она безуспешно пытается погасить, крестная мать тлеет изнутри, обнаруживая свой истинный возраст. Она всё чаще прячется у себя в комнате, ссылаясь на мигрень.

Мой отец не обижается. Он плывет в потоке счастья, которое только повышает его работоспособность. Он назначил Керри своим новым советником по молодежным вопросам. И сутки напролет корпит с ней над речью, с которой выступит на празднике святого Освальда. Это будет объявление новой энергетической политики, центром которой станут деревья. Он сочиняет свою речь, словно пишет любовное письмо женщине, подарившей ему власть. Власть менять мир к лучшему.

Ноктис больше не выходит из своих личных апартаментов. А в корзине для бумаг Керри обнаружила пряди волос. Я тоже – в гостевом доме. Наш план работает.

Или они добиваются, чтобы мы в это поверили.

Мои родители снова стали общаться. Они обмениваются своими тревогами и догадками о причинах такого стремительного старения брата и сестры. Мать подозревает генетическую болезнь под названием «прогерия», о которой прочитала в интернете. При этом и Нокс, и Ноктис отказываются пойти к врачу. Говорят, что никогда не чувствовали себя лучше, и закрываются у себя, чтобы их не трогали. Мы с Керри считаем, что это всё больше похоже на линьку. На превращение, как у насекомых. Разве что без кокона. Только их мутация сводится к физическому распаду.

Когда мать, отчаявшись, спрашивает меня, что могло привести Оливье в такое состояние, я с грустным видом отвечаю:

– Любовь.

И она разражается рыданиями. Мать уже не вспоминает о том, что я могу претендовать на часть наследства моего настоящего отца. Благодаря Оливье она забыла свои прежние разочарования – и супруги, и матери. Она очищается, даря всю нерастраченную любовь старой развалине. И загоняя его в гроб.

Если только это не ловушка.

35

В разгар всех этих переживаний я получаю отличный сюрприз. Очнувшись после беспокойного сна, вспоминаю, что сегодня пятница. Последний день Бренды. И тут у ворот кто-то звонит. Луи Пиктон. У него сияющий вид, под мышкой зажат пакет. Он представляется и напоминает, что мы виделись в прошлом месяце на похоронах его деда. Я вежливо пожимаю ему руку. А сам вспоминаю, как в параллельном мире он бросал страшные обвинения в лицо Лео. Но он, конечно, этого помнить не может. Луи протягивает мне медведя в газетном свертке.

– Это ваше.

По его тону трудно понять, говорит он с сожалением или облегчением. Значит, я не ошибся. Оставив меня и унеся хронограф, медведь вернулся к своему биологическому наследнику, чтобы вместо меня послать Луи проверить теории о множественных вселенных. Я спрашиваю, заранее зная ответ:

– Между вами что-то пошло не так?

– Наоборот!

Со слезами в голосе он рассказывает, как дедушка, перевоплотившийся в медведя, в среду утром постучал в окно его шоколадной лавки с намерением помириться.

– Я чуть не упал в обморок прямо в ореховую пасту, Томас. Я ведь до этого не верил в привидения и психокинез…

– Психо… что?

– Способность оживлять материю силой мысли. Я так и застыл, как кучка ганаша.

– Ганаша?

– Это крем из жидкого шоколада и сливок.

И с дедом-то было сложно, а с этим требуется перевод к каждой фразе.

– А теперь?

– Теперь у меня есть уравнение!

– Какое уравнение?

– Квантовой кинематики. Описывающее физическую сущность психокинеза! Он мне его продиктовал. Это просто гениально!

– Поздравляю!

– Вы даже не представляете, какие перспективы это сулит! Патент на открытие принесет мне столько, что я спасу свою шоколадную фабрику! Я сразу побежал регистрировать его в ВИИКС.

– Куда?

– Во Всемирный институт интеллектуальной и коммерческой собственности. Там я столкнулся с отцом моей жены, Уорреном Бошоттом. Он как раз собирался зарегистрировать тот же самый патент, воспользовавшись черновиками, украденными у деда! Но я прибежал первым и разоблачил его! Вы представить себе не можете, как счастлив был дедушка!

Догадываюсь. Я рад, что Лео снова подружился с внуком, с которым так плохо обращался при жизни.

– Жаль, что он только на том свете открыл для себя радость быть дедом, – вздыхает Луи. – Как подумаю, что я считал его бессердечным скупердяем! А оказывается, нет! У него просто не было денег, так как Бошотт всё у него украл. Но дед предпочитал выглядеть мерзавцем, а не жертвой! Вот куда ведет гордыня… К счастью, вы были там.

Луи начинает рвать бумагу, в которую завернул медведя.

– Дед много рассказывал о вас, и у меня возникло впечатление, что вы тоже его внук.

Безразличным тоном спрашиваю, где хронограф.

– Что?