Время палача

— Не будем распылять сил, — предложил Вадим, — вон в тех стенах, думаю, нас поджидает куда более интересная встреча.

Замороженным шагом они двинулись в направлении салона. Глядя в спину шагающему впереди Вадиму, Сергей подумал, что, пожалуй, без Дымова зайти в этот домик они попросту бы не решились. А еще подумалось, что история, поведанная им Денисом Трофимовичем не выдерживает никакой критики, и если в ближайшие минуты разговор с Палачом действительно состоится, все автоматически встанет на свои места.

Уже на подходе к салону Захар неожиданно стал отставать. Оглянувшись, Сергей разглядел его лоснящееся от пота лицо. Глаза колдуна были выпучены, он едва передвигал ноги.

— Не бойтесь, мы с вами. — Зачем-то сказал Миронов и, мысленно охнув, шагнул в здание следом за Вадимом.

* * *

— Никого!

От Миронова не укрылось, что в голосе Шматова прозвучало одновременно и облегчение и разочарование. Он и сам толком не мог бы сказать, желал ли он встречи с Палачом в действительности или нет. Сунув руки в карманы и привычно обняв пальцами пластмассовые щечки табельного «Макарова», Сергей осмотрелся.

Помещение было разделено на три аппендикса-полукомнатки. Что-то вроде звезды, в каждом луче которой располагалось по десятку потешных зеркал — уже несколько потемневших, тронутых по краям откровенной ржавчиной.

— В чем дело, Вадим? — Сергей взглянул на Дымова. — Он не пришел?

— Почему же, он здесь. — Тихо произнес Дымов.

— Но где?

— Если формулировать точно — вокруг нас. Вот и спутник ваш подтвердит то же самое. То-то он не хотел заходить сюда.

— Как это? — Миронов оглянулся на Захара. В каком-то полуобморочном состоянии, все такой же бледный, с дорожками пота на лице, тот стоял у самого порога, положив руку на дверную ручку. Чем-то он напоминал машиниста-кочегара, готового в любую секунду выскочить наружу.

Сам Дымов застыл посреди центральной залы, отсутствующим взором высматривая нечто невидимое сыщикам.

— Он знакомится с нами…

Боковым зрением Миронов отметил движение в одном из зеркал, стремительно повернулся. Словно насмешничая, смутная тень метнулась обратно. Чувствуя, как бешено колотится в груди сердце, Сергей отступил назад, спиной ткнулся в плечо Потапа. Что-то явственно происходило с пространством, воздух клубился и песком пересыпался из незримых сфер. Их собственные кривящиеся изображения на секунду приобрели пугающую отчетливость, поплыли в чернильную, наплывающую неведомо откуда глубь. В голове у Миронова зашумело, и далеким резонирующим эхом донеслись слова Дымова.

— Он вбирает нас в себя…

Раздался хлопок. Совсем негромкий — словно кто поднес иглу к надутому детскому шарику. И все-таки от этого хлопка Сергея ощутимо подбросило. На миг показалось, что лопнул он сам, мелкими брызгами разметавшись по всему салону. Собственно, и салона уже не было, а было нечто иное. Был мир, который Сергей видел впервые…

Улица, предрассветная и серая, здания из красного кирпича, небо, вытесанное из александрита, почти касающееся городских крыш. Непрошенное, пришло на ум сравнение с гигантским, день ото дня сжимающим здешнюю атмосферу, прессом. Поежившись, сыщик покрутил головой. Он стоял тут один в окружении полуразрушенных домов, бродяжка, очнувшийся в чужом квартале, на чужой планете. Слева и справа асфальт бугрился уродливыми кратерами, и глубокие трещины чертили его на всем видимом протяжении. Складывалось впечатление, что еще совсем недавно здесь полыхали пожарища, и, превращенная в жидкую смолу, дорога кипела черным несъедобным бульоном. И повсюду, куда ни обращался его взор, немо и глухо стыли ветви обожженных деревьев — напрочь лишенные коры, навечно окостеневшие и оттого неуловимо напоминающих скелеты невиданных исполинов. В воздухе и теперь еще чувствовался запах устоявшейся гари. Возможно, кто-то в этом городе и обитал, но поверить в это было сложно.

— Эй! Есть здесь кто-нибудь?…

Собственный голос показался Миронову чудовищно искаженным, явственно чужим — словно и говорил не он, а кто-то дублирующий Сергея, равнодушно и казенно озвучивающий его мысли.

— Черт подери! Вадим, Потап! Где вы?…

Он шагнул вперед, и голову тотчас закружило. А точнее — закружило улицу, здания, весь этот проявившийся из зеркального небытия мир. Чем-то это напомнило детскую карусель. Стоило ему только раз двинуться, и вся это городская пестрота тотчас приходила в неуверенное движение. Казалось, этот мир пытался приноравливаться к нему — не слишком искусно и по-своему жутковато. Более всего это напоминало чудовищную имитацию. Имитацию движения, цвета и звука…