Время палача

— А никак. — Вадим усмехнулся. — Видишь ли, капитан, тут мы опять упираемся в вилку, и приходится выбирать. Либо мы губим парней, либо не губим. При этом истинных виновников мы в состоянии наказать при любом раскладе.

— Ты уверен, что при любом?

— Абсолютно. Все, что мог вам поведать инкассатор, теперь расскажу я. И даже значительно больше.

— Как это?

— Да так… Ум видит одно, глаза — другое, тело — третье. Я попытался разговорить его тело, и кое-что, кажется, узнал.

— Бред какой-то! — Шматов фыркнул.

— Бред там или не бред — это время покажет. А топить ребят все-таки не стоит. Играть в героя со стволом у виска, да еще когда тебе угрожают смертью близких, сможет далеко не каждый. Собственно говоря, это даже не предмет героизма. Тут иные материи работают.

— Какие еще, к черту, материи!

— Более тонкие. — Вадим улыбнулся. — Например, любовь к людям, которых ты спасаешь.

— По-твоему, это все оправдывает?

— По-моему, да.

— Ну, еханый бабай! Вляпались — так вляпались! — Шматов сердито засопел. — Воспользовались, называется, услугами экстрасенса!

Миронов задумчиво посмотрел на напарника.

— Ладно, Потап, не кипятись. Возможно, он и прав.

— Да какое, блин, прав! Это, Сережа, уже не бирюльки, а чистой воды укрывательство!

— Может, и так, только знаешь, я вдруг представил, что вот также и нас с тобой однажды в оборотку возьмут. И что делать? То есть, значит, пистолет к твоей башке, а мне — ультиматум. Либо, значит, баксы из служебной кассы, либо прощайся со своим корешем.

— И что?

— Да ничего. Возможно, отдал бы я эти чертовы баксы. Хоть и дурацкая у тебя башка, а ведь другой такой все равно нет. И друга такого у меня тоже никогда уже не будет.

— Придурок!

— Может, и придурок, а сказал все, как на духу. — Сергей отвернулся от Потапа, напряженно уставился на дорогу.

— Вы вместо того, чтобы цапаться, — добродушно вмешался водитель, — лучше пирогов пожевали бы. Я ведь сразу предлагал! Настюха у меня их здорово печет. Особенно капустные. Мистика там или не мистика, а вся злоба людская — от голодного желудка. Это я вам точно говорю. Бери, Серега! И вы хватайте, пока есть что хватать.

— Пожалуй, что и кстати. — Дымов взял пару пирожков у Николая, протянул насупленному Потапу.

— Пожуй, капитан. Действительно с капусткой и действительно вкусные.

Шматов что-то проворчал сквозь зубы, но пирог взял.

Глава 17

Наклонив голову, Изотов неловко прикрыл глаза очками. Зрение у него было вполне нормальным, однако от иных пациентов он действительно предпочитал прятаться. Тому имелись веские причины.

В жизнь земных женщин Саша Изотов входил, как в морские порты — чаще всего играючи, с шутливой пальбой из палубных орудий, но иногда через слезы и умение выслушивать, через собственное непоказное сочувствие. Как бы то ни было, он занимал свое, а не чужое место. Вадим был гением, но он решал проблемы радикально, прибегая к своим необычным способностям. Однако не все беды излечивались подобным образом, — масса людей нуждалось просто в участливом собеседнике, в общении с человеком, советы которого принимались бы легко, без насилия над собой. Именно эта роль удавалась Саше Изотову более всего. В несколько посещений он неожиданно становился составным элементом чьей-то судьбы, громоотводом, способным разряжать чужое несчастье. Выплакивая Изотову свои беды, женщины чувствовали непритворное облегчение и однажды, поднимая взор, вдруг видели перед собой симпатичного молодого человека, в глазах которого угадывалось доброе понимание. И нередко неизбежное случалось. Изотов просто не мог отказать слабому полу, поскольку отказ граничил с предательством, вновь сбрасывая человека в пропасть его прежних несчастий. И потому даже мысленно он не называл это романами, прибегая к излюбленным терминам психотерапии. Вероятно, об этой стороне негласной практики коллеги догадывалась и Раиса Дмитриевна. Иначе не посылала бы к нему одних только женщин. В конечном счете директора волновали результаты, а результаты (если можно вообще как-то оценивать работу психиатра!) у Александра были действительно знаменательные. И то сказать — на фоне усталых и раздраженных врачей из психиатрических и наркологических клиник он выглядел очень даже неплохо.

В сущности все объяснялось просто: женщины приходили к нему на прием, и он вникал в то, во что вникать порой совершенно не хотелось. Но так уж устроено природой: прилипнуть к смоле куда легче, чем отлипнуть, и, спустя какое-то время, Изотов начинал понимать, что он уже не чужой в жизни того или иного человека, а значит, и беды пациенток становились в какой-то мере его собственными. Потому и не получалось шутить и улыбаться в иные минуты. Именно в такие минуты он надевал очки с зеркальным напылением. Попросту не хотел, чтобы в глазах его посетительницы вдруг видели столь не свойственную ему ярость.