– Ах, кабы ее волки съели, кабы ее удавили, как же жалко, да даже старую гусь. Ах моя доля, вот же живешь, ну что теперь с нею делать?
– Нада зарезать, что ли.
– Ох, как же худа. Ну зачем ты не смотрела, так ты их пасла. Ой, чтобы тебя, моя дочь, как ты хорошо досмотрела.
– Емельян Андрея так крепко ударил в голову, что тот и кровью облился. В это время подходит и Старшина. Да как попал какую-то палку, да как начнет он бить Емельяна, так тот бедный и сам не знал что делать, да это еще сказал Старости и в холодную посадить, покуда тот не проспится. На утро, брат, сказал выпустить да еще пятнадцать ударов растянувши всыпал.
– Видишь на его и Старшина был немного сердит.
– Оно то и стоило немного. Это он уже дней три сидел в шинке, и жена его приходила за ним, да не послушал, пока-таки досиделся.
– Не видал ли ты Григорий, моего кнута?
– А там, около повозки лежал, посмотри только хорошо, так и найдешь.
– Куда же он девался, как та пословица говорит: «не так жалко, как невыгодно, не будет чем лошадей подгонять».
– Вот же то как воду потянуло из болота.
– Это через эти дней три так потянуло, ибо я не весьма давно был здесь, так еще воды достаточно было, еще возможно было лодкой переехать эту местность, а нынче уже и не переедешь.
– Вот когда-то Божья сила, где она и деется.
– Уехали наши рыбаки на реку, да как они у пятерых сеть потянут, так это-то удивительно?
– Разве не найдут больше людей?
– Кабы только рыба была, так найдут способ.
– Надо эту овцу с ягненком в комнату взять, как бы иногда ягненок не замерз, то жалко будет.
– Эх, как я тебя стяну этим кнутом, так ты будешь помнить, как меня трогать. Я тебе укажу, как шутить со мною. Коли я тебя не трогаю, так и ты меня не тронь. Затронь же только еще раз, так в самом деле что по ушам заеду. Вот посмотришь, когда я неправду говорю.
– Не одолжал ли ты у меня иногда узды с вожжами, Харитон?
– Нет, не одолжал. У нас кое-какая своя есть.
– Вот гладко пропала узда. Кажись и на дворе никого постороннего не было, ну вот пропала, и (только) довольно. Узда-то незавидная была, да жаль новых вожжей, весьма добрые были.
– Так ниякось твоя брэхня нияк не прыходицца. Твою дурную мову усяки познае, бо нияк не умиешь збрэхати, липш говоры по прауди, нащо тоби гэтое здалосо. Бо коб воно було до ладу, то що липшее, а так ничого покинь морочыти людей.
– А ты то уже вэльми розумны, ты вжэ то заушэ прауду кагешь. Часом й ты так гладко збрэшешь, що нихто гэ й прауды не скаже. Бач як то ты умиешь кого учыти, а сам себэ той не бачышь, як той моуляу: «чужэе бачым пыд лисом, а свого не й пыд носом». Не мало вас таких знойдецца розумных, але онно бэда, що нема кого учыти.
– От покинь ничого, бо ты уге як розмэлесса, то так як той витраны млин.
– Не липшы й ты млин.
– Саливэй! Чы забили того мэдьвэдя, що ходили на полованьне, чы не?
– Не, не забили. У трох, бра, стрэляли, але онно один заняу крохи по морди, а тые ни годин и незачэпиу, дай пошоу.
– Як жэ вам не сором. Да вас душ за трыста було на полованьни, ды одного мэдвэдя не звойовали! Мусиць вы уси гэтакие стрэльцы були, як паны, так и вы.
– От не трапилосо тоби пойти, пэуно ты б уге иого забиу.
– За гэтым, бра, невидомо, моб як раз улепиу кулю в лоб.
– Ох, бра, колиж вэлич посудомая, страшэнно яки вэлики.
– Ой, мо и у вочы не бачыу!
– Ох, чому? Да я уже трийчы ходиу на иого, да коб и не бачыу. Але ж, бра, вэльми вэлики, то трудно одважытиса и стреляти у иого. Так як стане на задние лапы, то аж выстрах зирнути на иого. Коли стрэльцы… дай тые попужаюцца, а я мало и стрэльбу держау у руках, то мне ж диво.
– Чы тоби щы не надодило лежачы? Устау бы, да пройшоуся хоть крохи. Мабыть твои и ноги уже заклякли.
– Ой, колиж не можны. Подай мни, Палажка, воды смагу прогнати, бо у роти вэльми палить, не можны и слины прокоутнути.
– Озьми тколе гэтого лекарства написа.
– Ой не хочу, дай мни воды, а вона мни лекарство тыче, уже оно мни и так горло пэрэило. Мо од иого я й хвораю так доуго.
– А можэж тоби вода ещы гырш зашкодить, неужэж таки дохтор тоби робиу иого на збытки?
– А хтож иого мае видати, мо й на збытки. Гэтож дохтары гледять онно коб им щонь у руку у сунуу, а помогти хворому чоловику они не вэльми хочуть. Воны гледят, коб онно кишэня их була поуна, а об хворых они не дбають.
– Барбара! Озьми ты постау драбину, да положы гэты мак на стрэху, нехай сохне, а то як пыйде дощь, то погние.
– Музыка попу не товарыщ. Як хто дбае, то так и мае.
– Ну як вжэ у нашого Опанаса одномасные кони, то и во всим сели нема ни у кого гэтаких, чорные, бра, так як та галка. Да й спасные такие, що й вода на них не одержыцца.
– Титка мэне нияк покинула у лиси, а я гукала, гукала, дай не спамьяталаса сама у яким я мисти, а далей як заморочылосо мни у голови, да я вге й ходю по лиси, як тая заблудная овэчка. Аж гэто напоткау мэне нияки чоловик да й выуиоу мэне на дорогу, а то я вжэ думала й ночовати в лиси.