Алис повернулась и боком протиснулась назад, на холодную улицу. Рот скривило до боли, однако то была не злость. Скажем так, не совсем. Она свесила голову и пошла, считая про себя шаги, а на пятидесятом обернулась назад. Кучка людей возле жилища Седой Линнет не обращала на нее внимания. Черная Нел обвила руку Нимала, оба облокачивались друг на друга. Прямо на мостовой сидела новая девочка, Алис ее не узнала – ребенок ревел, опустив голову. Никто не глядел ей вслед и тем более не звал обратно. Стало интересно, отдала ли Сэммиш свою дань уважения и, если нет, придет ли позже. А также кто заплатит за обряд по Седой Линнет, скинутся ли на полный или обойдутся частичным, коль старая женщина умерла не на реке. Забрела даже мысль, не стоит ли и ей поучаствовать? Но монет, полученных от Дарро, на век не хватит. Ей еще о себе надо думать.
Она зашагала на юг, теперь оставив Храм за спиной. Болезненно ныли плечи. В Долгогорье она родилась. Прожила все годы. Но Дарро больше нет, а общаться с матерью или Сэммиш не хотелось. Уллин погиб. Каким-то образом Алис выстроила себе замечательную жизнь, где не с кем было и посидеть, кроме ящика с пеплом. Нечестно, но кого за это винить, ей неведомо. Такой итог не был задан нарочно. Просто так получилось.
Потерявшись в мыслях, Алис быстрей, чем хотела, добралась до своего угла. Поглядела с улицы наверх, на окно. Ставня была открыта, как при уходе. Окно ничем не отличалось от сотен других, ничто не наделяло его особой ценностью или смыслом, кроме того, что раньше оно принадлежало Дарро, а теперь ей. За каждым прочим окном тоже имелась комната, и жизни тех, кто там проживал, столь же мало значили для Алис, как и ее жизнь для них. Она почувствовала себя совсем незначительной.
Поднимаясь по лестнице, она думала о том, куда подастся, когда золото Дарро выйдет совсем. Может статься, в крысиную лачугу вроде той, у Седой Линнет. Или в чуланчик за печью, как у Сэммиш. Или в ночлежный барак, как у Уллина на Камнерядье. Или в туннели и норы Тетки Шипихи, если Алис все-таки обнаружит внутри себя того убийцу, каким приворялась. Или на голую улицу. Или под материнский кров, пока мать сама не проснется однажды «там, внизу».
Странно было провести осень и зиму, зашоренно упершись в прах Дарро, и только сейчас прочувствовать ограниченность жизни, чей предел был еще далеко, но неумолимо подступал с каждым вдохом. «Почему ты не глядишь мне в лицо?» Она вздрогнула и отперла дверь.
В комнате стоял тот же холод, что и на улице, только было темнее. Пространство затянула дымка, хотя откуда ей взяться – никакого огня не горело. У Алис стянуло горло, и менее насущные страхи тут же упорхнули, как воробьи.
– Сама не знаю, что там приключилось, – пробормотала она, стараясь, чтобы слова звучали естественно. – Уллин со мной еще не встречался.
Она прикрыла ставню, чтобы входил лишь тоненький ломтик света, подошла к тайнику. Черная свеча лежала на месте. Алис подняла ее, холодную на ощупь. Ее потянуло положить свечу назад, оставить в нише, сделать вид, будто она занималась своими делами, не заходила домой и не видела мглы, означавшей вызов. Обеспечить прикрытие было довольно легко. Можно прогуляться до кабаков в Притечье или сходить на набережную, где пожилые горожане кидают камешки и глазеют, как течет река после вскрытия льда. Но это лишь подстегнет Трегарро отыскать ее лично, а значит, будет еще хуже. Она установила свечу на столе, зажгла и стала ждать. Дым колыхался, перетекал и густел, сплетаясь в человеческую фигуру. Алис чуточку расслабилась, когда увидела бесцветные глаза и бледные волосы.
Взгляд Андомаки ощупал Алис с головы до ног, словно на ее коже выведены буквы и женщина их читала. Улыбка была тонкой, натянутой.
– От тебя давно не поступало докладов, – сказала бледная женщина. Присущая ей мечтательная задумчивость пропала, ее сменили резкость и строгость в голосе. – Как обстоят дела?
«Уллин выкинул какую-то глупость. Не знаю, что именно. Меня там не было». Все ее наработанные враки наползли на язык и, толкаясь, застряли, так что наружу вышло только молчание. Андомака нахохлила бровь, слегка хмурясь краешком рта.
– Мы напали на дом, – сказала Алис и пожелала взять слова обратно, как только произнесла. Но было поздно. – Мы следили за входом, зная, что семья ушла. Появился синий плащ, а потом его девушка. Мы вошли за ними, но… они отбились. Уллин погиб, а девушка сдернула.
Андомака была недвижима, как камень, от взора бледных глаз, прикованных к Алис, хотелось чесаться, и большой палец женщины зацепился за вышитый пояс – так мечник держит руку на эфесе оружия. Из уст выскользнул бледный язык – быстро, как у ящерицы, увлажнил губы, и женщина пожала плечами.
– Что ж, это кое-что объясняет. Девушка видела тебя?
– Видела, – сказала Алис.
– А ты ее видела?
– Да.
– И? – продолжила Андомака. Алис покачала головой. Андомака вздохнула.
– Она тебе не показалась знакомой?
Алис подыскивала, чего бы сказать. Такого вопроса она не ждала.
– Показалась… обеспеченной. Богатая ханчийка.