Сэммиш сидела в углу, вперив глаза в миску с луковой похлебкой. Никто ее не замечал, потому что ей этого не хотелось. Хотелось сделаться незаметной для всех, навсегда. Мысли кругами возвращались к Саффе, сидевшей в чудной хижине на Ильнике. К сухому голосу и словам: «Она пришла на наш зов». В самом ли деле? Сэммиш всю жизнь прожила среди китамарской бытовой ворожбы: гадалок, оберегов от крыс, травознатцев – их чаи сулили здоровье, счастье в любви и возвращение всяческих потерь. В основном это все были обычные тычки, только под другими названиями, но на свете существовали и настоящие чары. Саффа ли обрекла Оррела на медленную, страшную смерть или парню просто не повезло? Оррела вытошнило, когда при нем умер его знакомый. Ну и что? Тошнота впоследствии не прекратилась, но ведь он прятался в чумном бараке. Люди всегда болеют. А Сэммиш – сама ли вычислила верное угодье для своей охоты или ее таки приманил какой-то дух? Не хотелось думать о себе как о незначительной фигурке в большой игре, которую ведут ей неподвластные силы. А если и так, то уж лучше эти силы оказались бы золотом, острыми клинками и политикой. Но разве Седая Линнет не называла маленьким волшебством то, как Сэммиш легко, по желанию, делалась незаметной? Вдруг это правда потустороннее?
Мысли Сэммиш отчаянно метались, скакали внутри черепа, как воробьи, пытаясь найти открытое окно. За ее неподвижным спокойствием бесчинствовали шторма.
– Слыхал, в зернохранилище завелась плесень, – произнес худой ханч, сидевший у огня. Сэммиш его не знала, зато, похоже, знали другие. – Зеленая парша. От такой заболеешь и двинешься умом.
– Беда, коли правда, – язвительно посетовал хозяин корчмы. – Если пивовары не договорятся, чтоб храмовники подтаскивали дешевый левый ячмень, летом за бочку пива я с вас последнюю шкуру сдеру. – Его голос оживился.
– Непростой намечается год, – продолжала Черная Нел. – До нового урожая мы все схуднем, как пить дать. – И добавила: – Хоть бы чума, мать ее, не расползлась. Карантин на Камнерядье дело хорошее, но во дворце начинают подумывать, что зараза уже здесь. Того и гляди сожгут Долгогорье дотла с нами вместе.
– Эй, – резко осадил хозяин. – Не надо таких разговорчиков.
Сэммиш цедила похлебку. Народ нередко, чутка подвыпив, костерит невзгоды, которые знать и купцы сыплют на головы долгогорских инлисков. Если корчмарь вдруг заопасался последствий, то за этим стоит нечто большее. Или это напуганной Сэммиш всюду тревожно, за всем мерещатся угрозы и предвестия зла.
Со стуком отворилась, затем закрылась входная дверь, и через занавеси, удерживающие тепло, внутрь прошла не кто иная, как Алис.
Будь Сэммиш с ней незнакома, решила бы наугад, что Алис работает на Тетку Шипиху. В коже и добротной шерстяной пряже, на ней были черные сапоги и широкий пояс. Единственным намеком на небогатое состояние владелицы была залитая свинцом дубинка вместо клинка. Она оглядела общий зал – от такой улыбочки и лихорадочно-ярких глаз Сэммиш почувстовала себя неуютно. Алис ее не заметила, и Сэммиш воспользовалась моментом, чтобы порассматривать пристальнее.
Волосы Алис были подобраны под вязаную шапку, только над ухом выбилась кудрявая прядь. Широкие скулы почти бесцветны, прихвачены морозом. Ее тело, хоть и скрытое под зимней одеждой, навевало у Сэммиш ощущение тягучей ломоты, которой не следовало предаваться. Все как обычно. Алис смотрелась красавицей, но красивой подруга выглядела всегда. Сегодня вдобавок она была резкой – твердой и ломкой, как надтреснутая льдинка. И это для нее было ново.
«И чего мы тогда не сбежали, – подумала Сэммиш. – Как только Оррел срезал с синего пояс, надо было дуть за городские ворота и не останавливаться». Сэммиш, позволив себе стать заметной, помахала ладошкой. Залихватская улыбочка Алис мигом сменилась куда более искренним чувством. Может, облегчением. Странновато. Обычно, когда они сталкивались друг с другом, легче на душе становилось Сэммиш.
– А тебя раз, два – и обчелся, – сказала Алис, проскальзывая напротив Сэммиш на лавку. Не совсем обвинительным тоном, но, опять же, и не особенно дружелюбным.
– Занималась кой-чем, – ответила Сэммиш. – Кажись, и ты тоже. – Сидя вблизи, она могла рассмотреть швы на куртке Алис. Черной, толстой, пошитой тройным стежком. Добрая выделка. И дорогая. Сэммиш уже видала ее, но сейчас, при мысли о том, как Саффа клянчила у друзей и родных плаченные за куртку монеты, фасон ей существенно разонравился.
– У меня большие подвижки, – весело сообщила Алис. – Ко мне приходил Трегарро. Тот, залатанный.
– Я помню, кто это.
– По-моему, наши готовятся к чему-то крупному. Скоро убийцам Дарро придется совсем несладко. Всех деталей не знаю, а о том, что знаю, не могу… не могу рассказать. Ну ты понимаешь.
Сэммиш не засмеялась, а если б и засмеялась, то не от радости.
– Понимаю.