По ту сторону забора был разбит огород. Грядки стояли ровные и пустые, готовые к новой посадке. К забору приткнулась глиняная печка и железная решетка для жарки. Алис вообразить не могла роскошь готовки на собственном дворе. Отношение долгогорцев к огню такого бы никогда не позволило.
Уллин подобрался к лакированной красной двери, подавшейся под его рукой. Вытащил меч. Оружие было чуть короче предплечья и не несло украшательств – грубое и жестокое. Алис тряхнула дубинкой. Уллин проник за дверь, она двинулась следом.
Внутри прихожая была облицована в теплую желтизну летнего солнца, омраченную сейчас низким, ненастным небом. Двигались они тихо. На гладком каменном полу Алис перекатывалась с носка на пятку, чтоб не стучать. До тошноты пробирал страх, что некий злополучный слуга отворит сейчас дверь и сунется перед ними, но дом безмолвствовал. Объяснимо. Опозоренный потомок семейства и выбрал для утех это время из-за того, что нынче тут пусто. Обстоятельства, покрывавшие его грех, покроют и их деяние.
Зал заканчивался двумя рядками голубых дверей и узкой лестницей наверх, где, по предположению Алис, размещались жилые комнаты домовладельцев. Когда Уллин опустил ладонь на ближайшую дверь и тихонько повернул ручку, Алис заметила кое-что на ступеньке. Смазанное пятно грязи, с палец, причем свежее, – той самой жирной почвы из сада. На миг она заколебалась. Если Уллин поведет неверным путем, они могут вовремя не успеть. Придется предпринимать другую попытку, подгадывать новый день. И в этом не будет ее вины. Сладкая мысль уйти, бросив дело незавершенным, почти перевесила будущую необходимость повторять все заново. Но только почти.
Она положила руку Уллину на плечо и, когда он обернулся, указала на лестницу. Подельник кивнул, затем осторожно они поднялись наверх по ступеням.
Ей в самом деле требовалась ее сковородка. Что той не существовало ни тогда, ни сейчас, не значило ничего. Это была ее вещь, без которой не обойтись, и Сэммиш хотела ее назад. Если горничную сейчас остановят, она даже не солжет. До волшебных ножей, иностранных волшебниц и похищенных мальчиков ей дела нет. Верните ей сковородку!
Под этим прикрытием страх понемногу спадал. Сэммиш попала в свою стихию, обыденную, как пыль, и гораздо более привычную. Братство складывалось в голове воедино – комната за комнатой, коридор за коридором, окно за лестницей за проходом во двор. Здесь стояла мраморная скульптура скованного божества, чьего имени она не знала. Там сквозь ставни за улицей подсматривало окно, стекло туманили износ и время. Тут была дверь с хитрым медным замком и встроенным сбоку в стену сиденьем. Указатели. Она наносила их на карту, которую держала в уме.
И пользуясь той же картой, она начала подмечать несообразности. Изогнутые и прямые проходы, соединенные, но не перегороженные дверьми. Их контуры напоминали ей улицы Долгогорья, выстроенные так, чтобы усмирять ветер. За всем этим, вероятно, стоят религиозные соображения. Часть сознания, хотевшая обратно свою сковородку, не особенно оживилась, но ее засекреченная самость навострила уши и повлекла Сэммиш вглубь. Она слыхала о храмах, построенных таким способом, – открытых и одновременно нет.
Стены тут были из палисандра, а фонари с виду из олова и стекла, но в действительности, наверно, серебряные и хрустальные. Сзади донеслись голоса, но то был обычный разговор. Не тревога.
В очередной раз свернув, она вошла в широкое круглое помещение. Даже не будь здесь алтарного постамента, Сэммиш признала бы храм. Со стен свисали гобелены, вытканные картины. На одних жутковатые, получеловеческие обличья. Другие походили на чертежи, которые университетские преподаватели рисуют, когда рассказывают о соотношениях между числами, формами, звездами и музыкой. Пол был выложен завитками белого камня, образующими взаимосвязанные круги и эллипсы, и где пересекались их линии, горели лампы. Она практически ожидала обнаружить тут бога, сидящего в тени и увлеченного игрой в кости.
Вместо этого она обнаружила мальчика.
Он сидел на алтаре, будто на столе, и играл в какую-то игру, только это были не кости. На нем был надет простой теплый халат, защищавший от прохлады в воздухе. Рядом стояла жаровня на железных ногах, испуская благоуханный дымок. Сэммиш повернула обратно, и тут он поднял взгляд. В нем выражалось рассеянное любопытство.
«Простите. Мне надо забрать сковородку», – замерло на губах, когда она рассмотрела его глаза и овал лица. Цвет волос. Он был старше, чем представлялось ей по рассказу Саффы.
Сердце взметнулось ударами птичьих крыл, и всякую мысль о фальшивом прикрытии развеяло, как по ветру пепел. Брови мальчика приподнялись, когда он получше разглядел вошедшую.
– Тиму? – проговорила она.
– Ты кто? – И голос его немного напоминал Саффин. Тот же камышиный шелест, только без южного акцента.
– Меня прислала твоя мать, – сказала она. – Я пришла забрать тебя домой.