Время пепла

– Направо, – подсказал Уллин. Легким, будничным голосом, но все равно как отвесил пощечину. И да, впереди шел давешний синий плащ, только он не носил ни синего плаща, ни служебного жетона. Простой молодой человек с мечом у пояса и беспокойным взглядом. Алис потупила взор и начала считать шаги до пятидесяти, как учил Дарро. Как Дарро стал бы действовать сам.

– Девка? – приглушенно спросила она.

– Пока не заметил, – сказал Уллин. Она расслышала улыбку. – Еще попадется. Сегодня наш день.

Она представила, как рассказывает Андомаке о выполненной работе, как видит на лице бледной женщины удовольствие. Благодарность. И поняла, что должна сохранить при себе эту мысленную картину, если хочет продержаться до наступления сумерек. «Ты в жизни не пришибла никого крупнее крысы».

– Мы ребята суровые. Справимся, – проговорила она и покрепче сжала дубинку.

Сэммиш почувствовала утомление и небольшую обиду. По-нормальному это легко ей давалось. Перевоплощаться девушкой, находящейся в таком состоянии, как правило, было просто, как переодеть куртку. Сегодня же происходило с трудом. Ее до дрожи изводили страх, надежда и злость, до того неотвязная, что имелись сомнения, пройдет ли она. Взять весь этот клубок и поместить в другую себя, которая просто своим чередом проживает утомительно-нудный день в ожидании скучного вечера, было все равно что пробовать натянуть носок на бродячую кошку. Может, получится, а может, и нет. Не способствовало успеху и то, что за последние два дня на обед ей достались два черствых рулетика и сушеная рыбка в палец длиной.

Она добрела до дорожки ко входу для слуг, где какой-то мужчина разговаривал с женщиной. Не глядя на обоих, она двинулась дальше, словно по своим делам, обогнула мужчину и вошла в дверь.

– Эй! – окликнул тот, и это был недобрый знак. Он вообще не должен был ее замечать. – Куда это ты направилась?

– Надо забрать мою сковородку, – сказала девушка, пожимая плечами. Она вписалась в тень проема, и мужчина вернулся к разговору. Самая сложная часть позади. Она попала во владения Братства, а следовательно, была в полном праве здесь находиться. Шагала медленно и не особенно скрытно. Тихо и быстро движутся воры. Она никакой не вор. Она хочет забрать свою сковородку у служанки, которой ее одолжила. И только потому, что скромна, мала и незначительна, ступала негромко, однако нацеленно, будто знала, куда направляется, и не нуждалась ни в чьем разрешении или помощи посторонних. Не пряталась, а лишь старалась никого не задеть. Безвредный, насколько разбиралась Сэммиш, другое название невидимого.

В общих чертах она представляла, кого искать. Бледную женщину, ее залатанного подручного, храм, где они служат, и тайные помещения – яму, темницу, заколоченную комнату, – где могут держать в заточении мальчика. Но поисков она не вела. Она шла вернуть свою сковородку, и посуда ждала ее каждый раз чуть впереди и на пару поворотов дальше. Она знала дорогу, даже если верный путь менялся за каждым углом и коридором. Вот так Сэммиш, поверх бурлящей паники утомленная и немного обиженная, пробиралась по Братству, откладывая в памяти каждый пройденный уголок, вникая в подробности своим неприметным, но очень внимательным взглядом.

Хайнчийка появилась вскоре, будто ее принесли первые порывы бури. Стоило девушке выйти из-за угла, как Уллин тут же на нее указал, хоть в этом и не было надобности. Надвинутый плащ скрывал лицо, и шла она как плохая актриса, изображавшая повседневную непринужденность. Выйди она на тычку, попалась бы стражникам, не успев вообще ничего. Алис представила, как ступает навстречу – остановить ее некому – и кончает девчонку посреди улицы. В сознании отпечаталась отдача дубинки, хрупнувшей в череп, одновременно твердый и мягкий.

Вместо этого она нагнулась, будто доставала что-то попавшее в сапог, тем временем девушка направилась к забору – видимо, к той же низкой части ограды, через которую ранее перелез ее любовник. Действительно, там она и остановилась, бросила взгляд взад-вперед по улице, а затем перевалилась через забор.

– Не самая умненькая головушка? – заметил Уллин. – Уберем ее, пока не размножилась, – окажем этому миру услугу.

– Сколько выжидаем? – Алис почувствовала себя глупо, задав этот вопрос. Ей полагалось знать заранее. Дарро точно бы знал.

Уллин пожал плечами.

– Магистраты заседают целый день. На их гнездышко посягать некому. Но истинная любовь задирает юбку по-быстрому, и, по мне, лучше застать их врасплох.

– Тогда идем? – выговорила Алис. Ей было худо. Обычно она вызывала мысленный образ Дарро, а потом воспроизводила его повадку, но тут ее крутило, мутило и темнело в глазах. Невозможно было представить брата даже скользящим по краешку такого дикого страха. Уллин опустил руку на навершие клинка. Глаза горели у него, как у пьяного.

– Идем, – подтвердил он.

Алис осмотрела улицу в одном направлении, Уллин – в другом. Когда оба убедились, что чисто, то выступили из ниши, пересекли дорогу и перемахнули ограду. Не бегом, но споро и слаженно. Сосредоточенность не так притягивает взгляд, как бестолковая суета.