– Что же, по-твоему, там у вас происходит? Ты ведь хотела понять, не по твоей ли вине погиб Дарро. И в этом уже давно убедилась. Что, думаешь, его убила девчонка, которую вы выслеживаете? Не убивала, да ты и сама это знаешь. Тебе плевать, виновата она или нет.
Тот самый, необъяснимый страх из снов затопил грудь, как хлещущая в бочку ледяная вода. Алис откинулась назад и хмуро уставилась на Сэммиш, словно укоряла собаку, которая ее тяпнула.
Сэммиш не затыкалась:
– Ты в жизни не пришибла никого крупней крысы, а теперь вдруг стала мокрушницей? Год назад про такие тычки ты бы и слушать не стала. А теперь все пофигу, прешь вперед, не задавая вопросов. И знаешь почему?
– Я не знаю, что тебя укусило. С меня хватит.
Рука Сэммиш рванулась стремительно, как змея, а пальцы обхватили запятье Алис, точно путы закона.
– Потому что боишься остановиться и посмотреть на себя. Весь этот план – поработать заместо брата, он не про какую-то там справедливость. И даже не про месть. Он про то, чтобы Дарро не умирал, но это не в твоих силах! Он мертв. Но чтобы он не уходил из мира, ты превращаешься в него. А что твое превращение съест по ходу дела тебя, кому не похер, да? Но и это не все. Так оно не работает! Ты – не он. Не он, и никогда им не станешь!
Алис ответила суровым и низким голосом. Он даже практически не дрожал.
– Мне больно, – сказала она. – А ну убрала руки.
На миг показалось, Сэммиш не уберет. Назло стиснет сильней и расплющит Алис кости. На ее лице была написана ненависть. Хуже того, презрение. Она разжала хватку.
– Он, Алис, вообще был другим. До чего ты дошла со своим куражом, со своими заговорами и происками? Ты выдумала, будто Дарро себя так вел, но Дарро был обычной шустрилой из Долгогорья и, как вся шпана, крутил тычки. Он не был верным воителем. Не обладал могуществом. Не бегал ручной собачонкой твоей бледной погани. А ты что творишь? Да на него это непохоже и близко!
Алис чересчур поспешно вскочила. Скамейка царапнула неошкуренный пол. Нимал и Кейн с веселым любопытством оглянулись со своего столика. Алис подступила, нависая над Сэммиш и тыча пальцем при каждом слове:
– Я пыталась тебе помочь. Я тебе желала добра.
И двинулась к выходу широким шагом с прямой, гордой шеей – убеждая себя, будто слезы не жалят глаза. Она ждала, что Сэммиш наверняка выкликнет ее имя, возьмет за локоть, потянет обратно к столу. И Алис готова была вернуться, но дверь кабака открылась на промерзшую улицу и никто ее не позвал. Обернувшись, она увидела, что Сэммиш сидит где была, опустив голову на ладонь. Без горечи и раскаяния. Скорее устало. Алис отпустила створку, и дверь закрылась.
Первые несколько улиц с ее сердца словно сорвали струп, открыв голую рану. Но с каждым пройденным углом, со скрипом каждой повозки или колесной бочки, с каждым услышанным на холоде окриком боль смягчалась. Ко времени, когда она добралась до Новорядья, ее сознание обагрила ярость. Сэммиш взревновала. Ну конечно же. От бездомных ее отделяет полшажочка, тогда как Алис на содержании сундуков Зеленой Горки. Но ведь Алис в этом не виновата. Она честно предлагала поделиться. Настаивала. Когда Сэммиш в лютый мороз забрела на Камнерядье, Алис пустила ее к себе.
К тому же Алис вовсе не нуждалась в подружкиной помощи. Основных успехов она добилась самостоятельно. Если бы Сэммиш не хотела в этом участвовать, то и сидела б на тощей заднице в Долгогорье, никто ее силком не тащил. Алис все равно нашла бы ту, первую, черную свечку. Все равно отнесла бы на Зеленую Горку кинжал. Не Сэммиш выделила и взяла к себе Андомака. Не Сэммиш договаривалась с Трегарро, и не она обставила работорговцев ради мальчишки с Медного Берега. И все, что Сэммиш наговорила про Дарро…
Что Сэммиш наговорила про Дарро, Алис не хотелось и вспоминать.
«Почему ты не глядишь мне в лицо?»
Вперед нее рванулась собака, едва не задев, и Алис, крутнув дубинкой, попала животному в бок. Собака заскулила и отбежала. Промельк раскаяния, если и был, прошел быстро.
– В следущий раз вали с дороги, – крикнула она вслед. Но довольно долго присматривалась, чтобы убедиться, что собака не захромала.
Выстроившиеся вдоль улицы дома понемногу делались выше. Дорога расширилась достаточно, чтобы разъехаться двум повозкам с добрым промежутком. На западе заслышался высвист синих плащей, зовущих на подмогу в потасовке, и Алис от греха подальше взяла курс восточнее. В какую-то минуту она, должно быть, всплакнула, потому что щеки стало прихватывать местами, где холод заговорщицки объединился с солью. Она растирала лицо ладонями, покуда боль не ушла. Успев до того, как Уллин ее увидел.
Он коротал время на крыльце, раскуривая глиняную трубку, – делал вид, будто заждался припозднившегося товарища. Заметив напарницу, капельку поднял брови. Алис нашла местечко рядом с ним и приткнула спину к забору.
– Не ожидал тебя сегодня тут встретить, – сказал он.
– Жизнь полна маленьких потрясений, – едко молвила она, и напарник расхохотался.
– Ну тогда не стану мешкать, поделюсь добрыми новостями. Я их засек.