Кстати, среди них оказался и ее дядя, Михаил Глинский. Там, правда, история темная. Вроде как он недоволен был связью Глинской с Овчиной-Телепневым-Оболенским. Но думается мне, что недоволен он был не связью, а тем, что до власти не допустили. Хотя отношения с Овчиной-Телепневым-Оболенским подрывали позиции регентши необычайно. Не того ожидали от вдовы великого князя и матери нынешнего.
Собственно, война, впоследствии названая Стародубской, началась с того, что литвины сами себя запугали до дрожи в коленках неминуемым нападением Москвы. Делать нам нечего, только на них нападать! Смоленское взятие дорого Руси обошлось, и пока продолжать войну с нашей стороны никто и не планировал. А вот среди литвинов ходили упорные слухи о готовящемся нападении то там то сям. К примеру, де мы хотели на Киев напасть.
Все проще: рыльце-то у них было в пушку. Постоянные их набеги на наши пределы, естественно, вызывали ответные действия приграничных воевод. А деваться литвинам было некуда. Бежали черносошцы от них к нам. Гнобили они их нещадно – а на что еще вести разгульную жизнь шляхте, только выжимать последние соки из податных сословий. Потому и утекали от них, сломя голову. Вот чтобы как-то восполнить эти потери, и лезли они к нам и уводили русских в полон. Естественно, мы не могли такого стерпеть и ходили в ответку, освобождать.
Все это сопровождалось постоянными протестами сторон на беззаконие, чинимое противной. Вот и боялись, что терпение у Москвы однажды лопнет и мы вновь пойдем на них войной.
Мы, как всегда, оказались не готовы к войне, несмотря даже на информацию о ее подготовке. По старинке надеялись на русский авось или разум противников, хотя в нашем случае это было одно и то же. Когда речь заходит про Русь, у них крышу сносит окончательно. И вот, пока мордасами в грязи не искупаешь, да по самые уши, разум в их подставки под шапки и шлемы никак не возвращается.
Как ни странно, литвины еще меньше были готовы. Но гуси, как говорится, улетели окончательно, и потому в общем-то небольшие разногласия в московских верхах там решили считать смутой. Ну очень им хотелось этого, а тут наши перебежчики давай басни плести, да как раз те, которые хотели услышать. В общем, нашли друг друга два одиночества.
Полгода, а то как бы и не больше собирали всей Литвой тысяч 20 или 30. Не помогали даже угрозы Сигизмунда. В собранном войске царил такой разброд, что даже нам не снился. Одно слово, воевать таким войском было невозможно, и тогда они решили хотя бы кровь посворачивать московитам. Это им, однако, удалось, даже несмотря на то, что и так небольшое войско разделилось на три части. Урон был нанесен серьезный.
А что в Москве? А ничего. Несмотря на, казалось бы, удачную внешнеполитическую обстановку и наличие войск – собрано было порядка 120–150 тысяч человек, воевать мы так и не стали. Решили ограничиться грабежом, чтобы муторно литвинам сделалось. Может, тогда, мол, разум вернется к ним и как-нибудь замиримся. Великое княжество Литовское подверглось разграблению вплоть до самого Вильно. Подозреваю, что именно под влиянием Глинской не стали захватывать крепости. В общем, вот так бездарно была закончена военная компания 1534-го и начала 1535 года. Больше нам обстановка так не благоприятствовала, а супостаты, однако, свою затею не бросили.
Дальше в войну с нами впряглись польские наемники. И началась череда поражений. Нет, победы тоже были, но это скорее для самоуспокоения. Если учесть, что Польско-Литовское войско из примерно сорока тысяч бойцов захватило Гомель и разорило всю Северскую область, то становится совсем невесело. Ежели бы у Сигизмунда денег было побольше, то поляки бы не свалили по домам, и вот тогда нам совсем стало бы кисло. И ведь что обидно, Гомель сдал по малодушию наш же воевода, за что и был заключен в темницу по прибытии в Москву. Только нам от этого не легче, отбить его все равно не смогли, литовское боярство, уцелевшее с момента присоединения этих земель к Москве, решительно выступило против нас.
По перемирию 1536–1537 годов за Москвой закрепились Черниговские и Стародубские земли, правда, Гомель и Любеч остались за Литвой. Вот такой вот странно выгодный мир у нас получился. Собственно, отсутствие денег на продолжение войны остановило Сигизмунда да наше наконец появившееся желание воевать. Неспроста оно появилось. Отметились в этой войне поляки истреблением русских. Именно истреблением. Считать русских недочеловеками, годными разве что на уничтожение, придумали далеко не нацисты. Поляки это с успехом делали еще в XVI веке, а шведы в XV. Вот такие они, общечеловеки с руками по локти в крови.
Кстати о Швеции. В 1537-м Россия заключила договор с ней о свободной торговле и благожелательном нейтралитете. В те годы считалось нормой, что все договоры после смерти правителя прекращали свое действие, поэтому возобновление мирного договора со шведами было важным шагом.