Время перемен

Дэн смотрит на меня, ничего не понимая.

– Рататуй, другие блюда и прочая еда, которую обожают крысы. А кошки поедают крыс, теперь понимаешь? – стараюсь я ввести Дэна в курс дела.

Некоторое время Дэн молча разглядывает меня, а потом разражается неудержимым хохотом.

– В чем дело? – теряюсь я.

– В тебе.

– При чем здесь я?

– Ход твоих мыслей. Он меня умиляет.

Дэн наклоняется через стол и берет меня за руку. Я начинаю рассказывать о своих страхах по поводу заражения бубонной чумой, а он нежно гладит мои пальцы. Бросается в глаза, что Дэн уделяет особое внимание безымянному пальцу, будто хочет определить размер кольца, которое на него надевают.

* * *

Я приезжаю за десять минут до назначенного срока, но Юджени уже ждет меня за столиком. К счастью, она приехала одна. Юджени одета в плотно облегающие джинсы и футболку, вьющиеся волосы скреплены серебристой пластмассовой заколкой. Ее макияж бросается в глаза и поражает неуместной для этого времени суток яркостью. Алая помада, аляповатые румяна на лице и синие тени на веках. Юджени похожа на девочку, которая дорвалась до маминой косметички. Или на дешевую проститутку.

– Привет! – здороваюсь я, останавливаясь рядом со столиком. – Хотите кофе или чего-нибудь поесть? – спрашиваю я, глядя на пустой столик.

– Нет, – сухо отрезает Юджени, разглядывая меня в упор.

Я присаживаюсь на пластиковый стул, намертво привинченный к полу.

Прищурив глаза, Юджени наклоняется вперед.

– Знаете, я могу подать на вас в суд.

– За что? – оторопело спрашиваю я.

– За кражу лошади.

– Но вы сами меня вызвали и просили забрать Сквайра!

– Верно. А потом вы удрали, не расплатившись.

– Господи, Юджени! Я ведь уже объяснила. Я растерялась. Ваш муж напугал меня до смерти. Вел себя так, будто собирался нас всех перебить.

– Это не дает вам права красть мою лошадь.

– Что ж, ладно. – Делаю глубокий вдох, стараясь успокоиться и не дать воли чувствам. – Давайте тогда скорее покончим с этим делом. У меня сегодня много срочной работы.

Вытаскиваю из сумочки написанную от руки купчую, разворачиваю и вручаю Юджени. Потом достаю ручку, снимаю колпачок и кладу на столик.

Юджени внимательно читает купчую:

– Здесь написано четыреста долларов.

– Правильно. Мы сошлись именно на этой сумме.

– Это было до кражи, а теперь я требую восемьсот долларов.

– Что? Да вы с ума сошли!

– Восемьсот долларов, или я забираю лошадь обратно. Или вызову своего адвоката, чтобы предъявил вам иск.

От ярости я на краткий миг теряю дар речи.

– Надеюсь, вы понимаете, что я могу не заплатить ни цента? – придя в себя, спрашиваю я спокойным ровным голосом.

– Но лошадь – моя законная собственность.

– Сквайра в любом случае конфисковали бы. Это совершенно ясно. Я сама слышала, как полицейские собирались привлечь вас к суду за жестокое обращение с животным. В жизни не встречала лошадей в таком безобразном состоянии. Как он еще жив остался! Не понимаю, как вы сами докатились до такой жизни!

Юджени испепеляет меня злобным взглядом, но я не обращаю внимания.

– И самое страшное, что и с ребенком вы, скорее всего, обращаетесь не лучше, чем с лошадью.

– Моя дочь прекрасно себя чувствует и не впутывайте ее в эту историю! – негодует Юджени.

– Ну разумеется, как же иначе? Помнится, вы и Сквайра описывали как аппалузу пятнадцати ладоней в холке.

Мы смотрим друг другу в глаза, и воздух вокруг нас наэлектризован ненавистью.

– Простите, леди, – раздается над ухом мужской голос.

Я поворачиваюсь вокруг своей оси и вижу продавца и четырех других посетителей, которые с подозрением рассматривают нас с Юджени.

– Здесь не положено сидеть просто так, надо что-то заказать, – объясняет продавец, мужчина лет двадцати пяти с грязными волосами и изрытым оспинами лицом. Он явно нервничает и говорит тонким срывающимся голосом.

– Мы уже уходим, – успокаиваю я и переключаю внимание на Юджени.

– Либо делайте заказ, либо… – не отстает продавец.

– Я же сказала: мы уже заканчиваем.

Продавец поджимает губы, явно чувствуя себя оскорбленным. Пожалуй, его терпения хватит еще на пару минут, а потом парень либо выставит нас сам, либо вызовет полицию.

Подняв с пола сумочку, ставлю ее на колени и извлекаю красный кожаный бумажник. Бережно его открываю и, выдержав паузу, достаю пачку купюр по двадцать долларов. Здесь ровно четыреста долларов, но я демонстративно пересчитываю банкноты.

Юджени как завороженная смотрит на деньги. Я складываю их аккуратной стопкой, как колоду карт, продолжая наблюдать краешком глаза за реакцией женщины. Юджени сидит с полуоткрытым ртом, и видно, как шевелится язык, будто у ящерицы. Время от времени она облизывает губы.

Положив стопку на стол, снова обращаюсь к Юджени:

– Забирайте деньги или убирайтесь ни с чем.

Юджени сверлит меня глазами, потом переводит взгляд на банкноты и, наконец, протягивает к ним руку.

– Нет-нет! – Я строго грожу пальцем.

Рука Юджени застывает в воздухе. Будь ее воля, она растерзала бы меня на мелкие кусочки.

– Сначала распишитесь. – Пододвигаю к ней бумагу и ручку.

Пауза затягивается, но в конце концов женщина берет ручку и ставит в указанном месте свою подпись.