Время перемен

Судя по ушам, могу с уверенностью сказать, что мерин препятствие не возьмет. Так и происходит, он снова тормозит, подойдя почти вплотную к «перевернутому каноэ».

– Вторая неудачная попытка Дэвида Шикофски, – объявляет комментатор.

Дэвид проводит рукой по козырьку кепки-жокейки и, горестно качая головой, рысью объезжает препятствие.

– Итак, номер семнадцать, Дэвид Шикофски на Вельзевуле выбывает из соревнований после двух неудачных попыток на «раме» и еще двух на «каноэ». И как раз вовремя, так как приближается Ева Олдрич на Дымчатом Джо!

Ева и Дымчатый Джо составляют единое целое, оба сосредоточены на предстоящей задаче. Ева привстала на стременах, слегка наклоняясь вперед на согнутых ногах. Наездница и лошадь промокли насквозь. Копыта Дымчатого Джо хлюпают по грязи, дыхание тяжелое, голова высоко поднята. Поводья натянуты, но Джо не сопротивляется воле всадницы, а как бы просит ее о чем-то.

Изучаю взрытую землю перед препятствием «перевернутое каноэ». Вельзевул при торможении оставил глубокие длинные следы.

Ева тоже их замечает, и на лице отражается тревога. Дочь тянет за поводья, и Джо мгновенно реагирует, укорачивая шаг, и, опустив нос, переходит на быстрый кентер. Бесполезно. Передние ноги скользят по грязи, как колеса машины по ледяной корке. Джо пытается исправить положение. Но слишком поздно. Он соскальзывает в сторону, расстояние между задней частью туловища и плечами сокращается, и Джо буквально складывается гармошкой и разворачивается параллельно препятствию.

– Боже правый! – хрипло выдавливаю я, а лошадь уже врезается в «перевернутое каноэ».

Раздается глухой удар и жуткий треск крошащегося в щепки дерева.

Ева теряет равновесие, и ее бросает вперед. Но тут происходит невероятное: Джо поднимается с земли и пытается взять препятствие, к которому практически прижат вплотную.

Джо подпрыгивает вверх, почти перпендикулярно земле, и, зацепившись обеими передними ногами за препятствие, кувыркается через него. Евы не видно с момента, когда лошадь приняла вертикальное положение. Широкое брюхо, задние ноги и хвост Джо исчезают из вида, словно перевернутый корпус тонущего корабля. Я перепрыгиваю через веревку и приземляюсь на четвереньки в грязь.

– Ева! Ева!

Ползу вперед, поднимаюсь на ноги и обхожу вокруг дальней стороны препятствия.

– На двадцатом препятствии упала лошадь… Ева Олдрич и Дымчатый Джо упали на двадцатом препятствии.

Ева лежит на спине с широко раскинутыми руками и ногами. Одна нога чуть согнута в колене. Джо лежит рядом, и оба не двигаются.

Я тоже будто приросла к земле. Это длится долю секунды, но мне кажется вечностью. Всматриваюсь в распростертые на земле тела в тщетной надежде заметить признаки жизни.

Рот открывается в безмолвном крике, я падаю на колени рядом с неподвижной дочерью.

– Ева!

Руки дрожат, из груди вырывается хриплое прерывистое дыхание. Перевожу взгляд с лица дочери на грудь и обратно. Ну, пожалуйста, пошевелись!

– На помощь! Помогите! Где «Скорая»?!

Рядом испуганно крестится Морин:

– Святый боже, помилуй нас!

– Ева! Ева! Ты меня слышишь?! – Хватаю запястье дочери, пытаясь нащупать пульс закоченевшими пальцами. И ничего не нахожу. Кожа Евы скользкая от дождя и грязи. Прижимаю руку к шее дочери, прямо под подбородком. Да где же «Скорая», черт возьми!

– Пресвятая Дева Мария, помилуй нас! – лепечет в ужасе Морин.

Она поднимается на ноги и бежит сквозь полосу деревьев.

Тупо смотрю в ее широкую спину. И снова перевожу взгляд на лицо Евы. Неожиданно она открывает глаза и смотрит прямо на меня.

– Ева, ради всех святых, умоляю, не двигайся! – кричу я в истерике и уже не могу сдержать рыдания.

А рядом зашевелился Джо. Вздрогнув всем телом, он сначала чуть привстает на месте, а потом поднимается на ноги. Стремена шлепают по бокам, а вся левая сторона лошади заляпана толстым слоем грязи.

Джо делает пару шагов, а Ева, повернувшись в его сторону, не сводит с него глаз. Чувствую, как ее пальцы впиваются мне в плечо:

– Помоги мне, мама.

– Что ты такое говоришь? И думать не смей! Лежи и не двигайся!

– И не подумаю, – шепчет дочь и, повернувшись на бок, подтягивает колени. Опершись на локти, Ева пытается встать, и ее лицо искажает гримаса боли.

Толпа за спиной аплодирует и свистит.

– Ева, лежи смирно! – ору я.

– Успокойся, ма! – хрипит Ева, и ее лицо наливается кровью. – Я цела и невредима!

– Ничего подобного. Это адреналин играет. Надо лежать тихо и ждать «Скорую».

– Ма…

– Ева, возможно, у тебя переломы и любое движение может причинить непоправимый вред! Послушай меня! Я знаю, что говорю! Поверь мне хоть раз в жизни! Погоди! Что ты творишь? Остановись сейчас же!

Опершись второй рукой о мое плечо, Ева встает на ноги, и я против воли в этом помогаю.

Сзади слышится гром аплодисментов. Понимаю, люди радуются, что Ева не погибла, и таким образом выражают свои чувства. Только лучше бы им утихнуть и не подталкивать дочь к дальнейшим подвигам.

Ради блага Евы хочется снова уложить ее на землю, но я сдерживаюсь, так как зрители могут неправильно меня понять.

Ева стоит, наклонившись вперед, и опирается руками о бедра. Дыхание у нее тяжелое.