– А-а-а! – воплю я, заткнув уши. – Господи, неужели хоть раз в жизни нельзя посмотреть приличную передачу, где нет поросячьих глаз, бычьих пенисов и протухшей коровьей крови?! Где пульт? Сейчас же дай пульт!
Пульта мне не дают, так что приходится искать самой.
Ева смотрит на меня с холодным презрением.
– Пф-ф-ф! – фыркает она и, схватив пульт, швыряет мне. – Мама, это всего лишь черви!
– А то, что ты ешь, милая, всего лишь корова! – мстительно сообщаю я.
Дочь замирает над чизбургером, что держит в руках, отставив в разные стороны мизинцы. Ее глаза делаются безумными, руки начинают трястись.
С пронзительным воплем Ева запускает чизбургером в стену. Он на мгновение прилипает к обоям, представляя собой весьма впечатляющую картину, а затем медленно оползает вниз, оставляя за собой длинный коричневый подтек. Ева хватает картонный контейнер, который стоит у нее на коленях, и переворачивает вверх дном. Картофель фри, листья салата и кетчуп шлепаются на пол. Соскочив с кровати, она стремительно отпрыгивает в сторону. Да так и застывает на месте с широко раскрытыми глазами, дрожа от отвращения.
– Успокойся, милая! Никакой говядины там нет! – уговариваю я, стараясь незаметно приблизиться к дочери. – Только соя, клянусь! И вообще, в том ресторане все меню рассчитано на веганов.
Ева долго молчит и прерывисто дышит.
– Правда? – наконец выдавливает она.
– Ну конечно! Твой чизбургер на сто процентов вегетарианский. – Я осеняю себя крестным знамением. – Богом клянусь, там нет ни крошки мяса или животного жира. Вот поэтому и пришлось так долго искать подходящий ресторан, чтобы привезти тебе ужин.
Ева по-прежнему не спускает с меня глаз и сопит, будто лошадь, которую ужалило ядовитое насекомое, и она никак не поймет, в чем дело.
Подхожу и обнимаю ее за плечи.
– Ева, клянусь памятью отца и всем, что для меня свято, этот чизбургер на сто процентов вегетарианский.
– Правда? – переспрашивает с придыханием Ева.
– Точно.
Мы обе умолкаем, а в следующее мгновение Ева бросается мне на шею, заливаясь слезами, как пятилетний ребенок.
Ласково глажу ее по спине. А чем еще здесь можно помочь?
Утром мы уезжаем из отеля. Ева еще раз упаковала свои вещи в чемоданы, а мои – в пластиковые пакеты. Для приличия затеваю спор с портье, который объясняет, что мы должны заплатить за сегодняшнюю ночь, так как вовремя не аннулировали броню номера. И вот мы наконец отправляемся в путь.
Дорога домой тянется бесконечно долго. Разговаривать нет настроения, хотя мы обе понимаем, что рано или поздно придется вернуться к болезненной теме.
Перед выездом из отеля я еще раз попыталась уговорить Еву остаться на последний день соревнований, но мои старания не увенчались успехом. Может, это покажется нелепым, но я не верю, что Ева всерьез хочет бросить занятия у Натали. Просто ей стыдно показаться перед подругами. Попробовала объяснить, что Натали воспримет ее отсутствие как окончательное решение отказаться от занятий. Но Ева еще сильнее закусила удила, и мне пришлось отступить.
Втайне лелею надежду переубедить дочь по пути домой. А еще молю Господа, чтобы Натали пошла нам навстречу и приняла Еву обратно.
– Послушай, Ева, – осторожно начинаю я разговор. – Вон за тем поворотом будет виден Старик-Гора.
– Ну и что? – недовольно бурчит дочь.
– Нет, ты только взгляни, сейчас он появится! – настаиваю я и машу рукой.
В предвкушении смотрю вперед и не верю глазам.
– Мама, лучше смотри на дорогу!
Евино предупреждение приходится как нельзя кстати. Я едва не подбила машину впереди, которая, как и множество других автомобилей, почему-то остановилась в центре парковой магистрали.
Ставлю «Камри» на обочину и оглядываюсь на место, где должно находиться каменное лицо Старика.
Старик исчез. Старика-Горы больше нет! А на его месте зияет бесформенная яма. Каменный профиль обрушился, и у подножия горы валяется груда гранитных глыб и множество обломков.
– Ма, в чем дело? – испуганно пищит Ева. Ее явно озадачил мой потерянный вид. – Что случилось?
Неуклюже выбираюсь из машины, оставив открытой дверцу. Что здесь произошло, ясно без слов, и все равно не верится. А мозг уже включился в работу и лихорадочно соображает, как водворить Старика на прежнее место. Однако быстро понимаю, что сделать это невозможно. Старик исчез безвозвратно.
Группа репортеров уже протискивается к припаркованным у обочины машинам. Они суют микрофоны в лицо ошеломленным жителям Нью-Гемпшира. Люди растеряны, как и я, некоторые плачут.
Ева тоже выходит из машины и становится рядом со мной.
– Так это он и есть? – Вид у дочери расстроенный.
– Был, – поправляю я.
– А что произошло?
– Не знаю. Вероятно, он просто рухнул вниз.
Слышу свои слова, но вникнуть в смысл сказанного не могу.
За спиной раздается хруст гравия. В нашу сторону движется ведущая программы новостей, облаченная в желтый дождевик. В руках у нее большой зонт. Идет целенаправленно к нашей машине, а за ней бежит толпа репортеров.
– Садись в машину, – командую я Еве.
– Но, мама… – пытается возразить дочь.
– Заходи с моей стороны. Быстро!