Время перемен

Сверху доносится шум выдвигаемых ящиков, из которых выбрасывается на пол содержимое, и скрежет стульев по полу. Вскоре дверь в спальню Евы открывается, опять гулко топают ноги, и открывается уже другая дверь. Интересно, куда она пошла: в ванную или в комнату Мутти? А может, в кладовую, где хранится белье? Через некоторое время Ева что-то тащит по коридору.

– Понятно, она свозит в свою комнату чемоданы на колесиках.

Мутти молча движется к холодильнику и извлекает бутыль шардоне, которую мы начали вчера вечером.

– Нет, не надо, – с убитым видом отказываюсь я. – Спасибо, но что-то не хочется.

Мутти, пожав плечами, водворяет бутыль на прежнее место.

Я натягиваю куртку, а в комнате наверху все еще с грохотом открываются и закрываются выдвижные ящики комода.

Глава 7

Восторг стоит, не шевелясь, а я вожу руками по его туловищу и время от времени прекращаю это занятие, чтобы отряхнуть приставшую к ладоням шерсть, похожую на свалявшийся войлок.

Лошадь линяет не из-за смены температур, просто стало больше дневного света. По собственному опыту знаю, что удалять выпавшую шерсть лучше руками, а не щеткой. Да щетки с собой и нет, и пришла я не с целью почистить Восторга. Мне сейчас необходима его компания.

Сквозь зарешеченное окно пробивается тусклый лунный свет, в лучах которого Восторга можно принять за представителя ганноверской породы. Нет, неправда. Даже в ночном полумраке отчетливо видно, как великолепно он сложен.

Я все выбираю вылинявшую шерсть, и в конце концов Восторг с глубоким вздохом опускает уши. Понимаю, что убаюкала лошадь, и, припав к прохладному гладкому плечу Восторга, утыкаюсь носом ему в шею. Полной грудью вдыхаю чудесный родной запах.

Через некоторое время захожу с левой стороны, обхватываю руками грудную клетку Восторга и, упершись руками, подпрыгиваю. Оттолкнувшись ногами от стены, взбираюсь ему на спину.

Ноги свободно свисают, я наклоняюсь вперед и укладываюсь лошади на шею. Обеими руками обнимаю голову Восторга, взъерошиваю гриву, потом дотягиваюсь до ушей и начинаю их почесывать.

Через некоторое время откидываюсь назад, и моя голова оказывается у него на крупе. Спина у Восторга мягкая и теплая. Как приятно ощущать под собой его позвоночник. Наши позвонки образуют идеальное сцепление, как в застежке «молния». Скрестив на груди руки, закрываю глаза.

– Эй, радость моя!

Услышав голос Дэна, Восторг напрягается всем телом, а я, ухватившись за его бока, мгновенно вскакиваю и открываю глаза.

– Прости, не хотел тебя пугать, – извиняется Дэн.

С глухим стуком соскакиваю с лошади.

– Не торопись, я могу подождать наверху.

– Нет, не надо.

– Приятно видеть тебя верхом на Восторге, хотя бы для начала и в деннике.

Чувствую, как лицо заливает густая краска.

– Эй, да что с тобой? – В голосе Дэна слышится беспокойство.

Я стараюсь держаться, но не могу и прижимаюсь лицом к плечу Дэна.

– Ох, какой ужасный день мне пришлось пережить.

– А что случилось?

– Еву приглашают в школу Натали Дженкинс.

Дэн молчит очень долго, и я, не выдержав, поднимаю голову и встречаюсь с его оторопелым взглядом.

– Шутишь, да? – не верит он.

– Нет, серьезно.

– Послушай, Аннемари…

– Ну?

– Возможно, я что-то неправильно понял, но ведь именно об этом ты и мечтала.

– Да, правда. Лучшего варианта и быть не может. – Я заливаюсь горючими слезами. – Господи, видел бы ты ее! Ей не терпится поскорее удрать и избавиться от моей опеки. Не успела сообщить Мутти радостную новость и тут же бросилась наверх собирать вещи.

– И когда она уезжает?

– Дня через три, не раньше. А сейчас уже, наверное, сидит на чемоданах. – Заливаясь слезами, я бросаюсь Дэну на грудь. – К сорока годам я остаюсь в полном одиночестве.

– Господи, родная, но ведь Ева уедет недалеко, верно? Ведь школа Натали находится в Колумбии.

– Дело не в этом, – хмурюсь я, уткнувшись носом в его рубашку. – После отъезда Евы у меня останется только работа в школе верховой езды у Мутти. Да и то с неполной занятостью. У большинства женщин в этом возрасте жизнь куда более насыщенная и интересная.

После моих слов наступает долгое молчание. С таким же успехом можно было назвать себя старой девой. Набравшись смелости, украдкой смотрю на Дэна, который сосредоточенно морщит лоб.

– Аннемари, тебя не устраивают наши отношения?

– Ах, Дэн, сама не знаю. Этой зимой ты много времени проводишь вдали от дома. То есть я, конечно, знаю, что с января месяца ты спас от бойни восемьдесят семь лошадей и…

– Восемьдесят восемь.

– Вот видишь. Так что мне грех жаловаться. Ладно, оставим этот разговор.

Хочу вырваться из его объятий, но ничего не выходит. Дэн берет меня за плечи и поворачивает к себе лицом:

– Аннемари, для меня важно каждое твое слово, и если тебе что-то не нравится в наших отношениях, скажи прямо. Я должен знать. Ну, так в чем дело?

– Не знаю, – повторяю я, глядя под ноги.

– Аннемари, я задал простой вопрос и жду ответа. – Голос Дэна стал хриплым, и это пугает.

Пытаюсь поднять руки, но они бессильно падают вдоль тела.