На подъездной дороге к дому мой телефон звонит не умолкая. Трясущимися руками достаю его из сумочки.
– Кто это? – интересуется Мутти.
– Он, – сердито бросаю в ответ я, увидев номер Дэна, и бросаю телефон обратно в сумочку.
И вот мы уже заходим через заднюю дверь в дом, а телефон снова начинает звонить. Выуживаю его из сумочки и бросаю на обеденный стол. А телефон все звонит и звонит, и вертится волчком на столешнице. Тяжело дыша, не спускаю с него глаз.
– Да выключи ты его, – советует Мутти, направляясь к холодильнику.
Телефон умолкает, а передо мной, как по мановению волшебной палочки, появляется бокал белого вина. Протягиваю руку и вижу сделанный днем маникюр. Господи, ну и дура! Оттолкнув бокал, в отчаянии роняю голову на стол.
Чувствую ласковое прикосновение материнских рук. Мутти нежно гладит меня по волосам:
– Успокойся, милая. Не надо так переживать.
Телефон снова оживает и начинает подавать сигналы. Я с истеричным визгом подскакиваю на стуле, а Мутти забирает его и отключает:
– Так-то оно лучше.
Я горько плачу и пью вино. Сдавленные рыдания мешают глотать, воспаленные глаза застилают слезы, и все вокруг кажется смазанным и расплывчатым.
Теперь уже не унимается телефон, что висит на кухонной стене. Мутти с мрачным видом отключает звуковой сигнал, а потом идет в коридор. Вскоре все имеющиеся в доме телефонные аппараты умолкают.
Спустя час, подкрепившись двумя бокалами шардоне, бросаю парадные туфли на высоких каблуках у черного хода и надеваю привычные резиновые сапоги. Набросив поверх синего платья стеганый жилет, движусь нетвердой походкой к конюшне.
А там сразу иду в денник к Восторгу.
Стою, уткнувшись носом ему в шею. В этот момент с улицы доносится шум подъехавшего внедорожника. Ага, вот и Дэн пожаловал собственной персоной!
Закрыв дверь денника, ныряю под предназначенное для воды ведро.
Ворота конюшни распахиваются настежь, и слышатся тяжелые шаги Дэна. Он проходит мимо денника и поднимается наверх. С треском открывается дверь квартиры, но в следующее мгновение снова захлопывается, потом снова открывается.
– Аннемари! – ревет в гневе Дэн.
Перепуганные лошади проявляют беспокойство, шумно храпят и бьют копытами. Восторг с тихим ржаньем отступает в сторону. Приходится ухватить его за колено, чтобы напомнить о своем присутствии.
– Аннемари, где ты? Сейчас же отзовись! – Голос Дэна хриплый, надорванный.
Он с громким топотом бегает по лестнице, потом на мгновение останавливается. По звуку понятно: для того, чтобы пнуть ногой стену.
В конюшенном проходе загорается свет, а потом доходит очередь до лампочек в денниках. Все лошади проснулись и встревоженно расхаживают взад-вперед.
– Аннемари! – не унимается Дэн.
Слышу, как он обследует комнату для отдыха, помещение, где хранится снаряжение, и ванную. Потом снова поднимается наверх и идет в кабинет и, наконец, спускается вниз и останавливается прямо возле денника Восторга.
Я сижу, скорчившись, в углу и боюсь дышать. Голова прижата к холодному днищу ведра, а спина упирается в шершавые доски.
– Черт возьми, Аннемари! Что же ты вытворяешь!
Дэн так и пышет гневом, и я уже готова встать и обнаружить свое присутствие, но он неожиданно поворачивается спиной и медленно направляется к выходу. Его походка вдруг стала усталой и шаркающей.
Щелк! И гаснут лампочки в денниках.
Щелк! И конюшенный проход погружается в темноту.
Возле выхода Дэн ненадолго задерживается, но вскоре покидает конюшню, плотно закрыв за собой ворота. Через некоторое время слышится шум двигателя – Дэн заводит внедорожник. А потом наступает тишина.
Я поднимаюсь на ноги и, прислонившись к Восторгу, с рыданиями утыкаюсь лицом в лошадиную гриву.
Глава 12
В шесть утра просыпаюсь от сигнала будильника и оказываюсь в полном одиночестве на кожаной кушетке. Хочется плакать, что я немедленно и делаю.