Время перемен

На уровне деклараций общественное мнение (в большинстве своем) как будто неизменно признает ценность свободы слова и критики, ограничения такой свободы поддерживаются реже, хотя не так уж редко. Так, в нынешнем апреле 53 % опрошенных согласились с тем, что для понимания происходящих событий нужно знать различные точки зрения; по мнению 36 %, «разноголосица сбивает с толку, СМИ должны освещать события с одной, правильной позиции». Отвечая на другой вопрос, лишь 11 % сочли, что пресса должна поменьше пугать людей всякими разоблачениями, а больше говорить «о хорошем, о наших успехах». Но 42 % согласны в том, что следует говорить народу всю правду о нашей жизни, какой бы она ни была, и столько же (41 %) предпочли, чтобы критическая информация была «взвешенной» и «не наносила вреда стране»… Получается, что и свобода слова, и ограничения ее могут найти определенную массовую поддержку. Здесь есть очевидная основа для манипуляции мнениями людей.

В дни самого напряженного – как казалось иногда – общественного противостояния вокруг судьбы НТВ от зарубежных коллег приходилось слышать вопрос-упрек: почему российская публика не действует, как «Прага» (имеется в виду борьба за контроль над чешским государственным телевидением осенью 2000 г.). Ответить можно довольно просто: потому, что не может так действовать, а не может потому, что за плечами «Праги-2000» стояли и «Прага-1989», и «Прага-1968»; нам же школу ответственности общественного протеста проходить не довелось. Сумеем ли мы ее когда-нибудь пройти или будем искать утешение в бессмертном «проекте о введении единомыслия в России» – вопрос открытый и надолго таким останется.

Можно предположить, что торжественный разгром НТВ и других информационных средств «Медиа-МОСТа» на время затруднит публичное выражение сомнений и несогласий во всем корпусе наших СМИ, но вряд ли сможет с ним покончить. Как-никак до всеобщего единомыслия и пароксизма страха нам пока далеко…

Чечня: Буданов и другие

Вялотекущее развитие событий в Чечне и вокруг нее как будто не принесло за последние месяцы ничего неожиданного. Но именно эта почти «привычная» обстановка неумолимо поворачивает общественное внимание к тем сторонам событий, которые до недавнего времени оставались в тени или о которых просто не хотелось думать.

Военные действия или переговоры в Чечне?

(в % от числа опрошенных; N = 1600)

Сначала – несколько цифр из последних исследований. Во-первых, никогда еще за время нынешней чеченской кампании не выражалось так сильно массовое неприятие войны. Вот довольно наглядная картина изменений в общественных настроениях за последний год (распределение ответов на вопрос, как следует поступать в Чечне – продолжать военные операции или вступить в переговоры с противной стороной):

Как, по вашему мнению, завершится конфликт в Чечне?

(в % от числа опрошенных; N = 1600)

Как видим, за год сторонников продолжения военных операций стало почти в два раза меньше, а число сторонников переговоров возросло более чем вдвое.

И, во-вторых, никогда еще не были столь пессимистическими мнения россиян о результатах этой войны.

Комментарии, как говорится, излишни. Замечу лишь, что в полученных ответах речь идет только о непосредственных, «военно-территориальных» последствиях, притом ограниченных рамками собственно Чечни и Северного Кавказа. Между тем видимые сейчас последствия чеченской войны далеко выходят за эти рамки. Объявленное около года назад окончание крупномасштабных военных действий на территории мятежной республики не принесло ей ни мира, ни порядка, но выдвинуло на передний план проблемы экономических, политических, нравственных последствий – притом долговременных. Согласно февральскому опросу, только 15 % надеются, что в ближайшие годы удастся наладить мирную жизнь в Чечне; по мнению 45 %, для этого потребуется много лет; 33 % вообще не видят шансов на мир. По данным апрельского опроса, улучшение положения в Чечне за последние полгода отметили 20 %, ухудшение – 15 %, отсутствие изменений – 55 %.

С самого начала кампании было ясно, что она затрагивает не Чечню только, но всю Россию – уже потому, что с ней связывались политические расчеты и карьеры всероссийского масштаба. Новые измерения этот масштаб приобрел тогда, когда во всех российских регионах стали считать свои людские потери, сталкиваться с проблемами беженцев, положения чеченской диаспоры и т. д. Чисто экономическая цена войны (по данным российско-чеченской администрации, на полное восстановление хозяйства республики требуется около 100 млрд руб., которые можно вычесть только из госбюджета России). Но еще больше не поддающаяся измерениям моральная цена войны, которую приходится и придется платить российскому обществу.