Время перемен

Следует иметь в виду, что приведенные данные характеризуют не возможное участие в акциях протеста, а лишь распространение деклараций о протестных намерениях. Вспомним ситуацию весны 2005 г., в разгар массовых выступлений против скандальной монетизации социальных льгот. Тогда одобряли эту реформу 39 %, не одобряли 49 % (2005 г., март, N = 1600 человек), а направление движения страны считали правильным всего 20 % против 42 % при 38 % затруднившихся ответить (2005 г., март, N = 2100 человек). Тогда к акциям протеста относились с одобрением или с пониманием 76 % опрошенных (неодобрительно – 16 %). Готовность принимать участие в акциях протеста выражали 27 % против 57 %. Но реально участвовало в них по всей стране в 100 раз меньшее число людей – около 200 тысяч, то есть примерно 0,2 % взрослого населения, или 0,3 % сочувствовавших протестным выступлениям. К тому же в подавляющем большинстве случаев такие выступления имели характер призывов и просьб, обращенных к правительству и отнюдь не направленных против политики и власти в целом. Использовавшиеся кое-где «крайние» средства типа блокирования возмущенными пенсионерами улиц (современный аналог баррикад прошлого) не нарушали общей картины. Впрочем, и этого оказалось достаточно для того, чтобы власть пошла на уступки, в частности отложила напугавшую многих реформу ЖКХ.

Таблица 7

Если массовые выступления протеста против падения уровня жизни… состоятся в вашем городе/районе, примете ли вы в них участие?

(в % от числа опрошенных в каждой группе, 2006 г., сентябрь, N = 2100 человек)

Таблица 8

Если массовые выступления протеста против падения уровня жизни… состоятся в вашем городе/районе, примете ли вы в них участие?

(в % от числа опрошенных в каждой группе, 2006 г., сентябрь, N = 2100 человек)

Определенный социально-экономический («потребительский») успех был достигнут: наиболее острые углы монетизации сглажены, накал протестов ослабел, власть стала более осторожно относиться к массовым настроениям (пока это позволяют денежные ресурсы). Но о переменах на социально-политическом поле говорить не приходится. Не появилось даже зародышей «протестной» самоорганизации населения. Остались практически незамеченными робкие попытки соединить массовые социальные требования с общедемократическими. Не оправдались распространенные в общественных настроениях первой половины 2005 г. предположения о предстоящих новых волнах массового протеста. В общем «ситуация недовольства», фигурально выражаясь, вернулась к своему классическому отечественному образцу, поэтически описанному в позапрошлом веке: «И пошли они, солнцем палимы, повторяя: “Суди его Бог!”, разводя безнадежно руками…». Стоит отметить некоторые особенности современного существования этого образца.

Массовое недовольство как специфический феномен российской жизни. В нынешних условиях широко распространенное общественное недовольство не имеет определенного «адресата»: оно не направлено ни против власти, режима, конкретных политических деятелей, ни на утверждение или защиту определенных институтов, прав, достигнутого ранее уровня возможностей и т. п.

Отсутствие организованности («канализированности») настроений массового недовольства создает основу для манипулирования ими со стороны власти и ее политрекламной («технологической») обслуги. Характерный пример – разделение ответственности за экономические удачи и провалы, выводящее из-под удара «президентскую» команду. В 2005 г. общественное возмущение реформой льгот было отведено и от экономического блока правительства, в начале 2006 г. аналогичный прием обесценил критику военного ведомства, вызванную разоблачениями внутриармейских порядков. Но это все же манипулятивные приемы, относящиеся к ситуации с отдельными лицами и ведомствами.

Более существенны ситуации, когда в «технологических» акциях используются давно (исторически) проложенные каналы ориентации общественного недовольства и возмущения, скажем, против «чужих» и «чуждых». По такому образцу строятся кампании государственно-организованной ксенофобии – от несколько приевшейся уже чеченофобии до периодически возрождаемой западофобии и новомодной грузинофобии и т. д. По потенциалу своего воздействия подобные кампании явно превосходят попытки направить массовое возмущение против сверхбогатых «олигархов».