Время перемен

Еще одна примечательная черта отечественного массового недовольства (прежде всего социально-экономического, но не только его) – размещение «позитивной» точки отсчета в мифологизированном прошлом. Уровень запросов, а потому и мера их удовлетворения определяются обращением не к перспективным, а к пройденным образцам. С этим связана, естественно, живучесть консервативно-ностальгических стандартов в общественном мнении. Кроме того, и сегодня даже важнее, что в ситуации нарастания кризисных признаков в разных сферах средствами самооправдания властных структур все чаще становятся не обещания грядущих успехов, а «пугающие» аргументы (типа «может быть хуже»).

Неорганизованность и неопределенность направления современного общественного недовольства вынуждают его носителей адресовать свои просьбы к властным инстанциям, преимущественно к высшим из них (в некотором смысле – ремейк известного шествия с хоругвями столетней давности). В общественном воображении закрепляется тем самым ситуация вынужденного псевдопатернализма. Между тем демонстративные подачки некоторым категориям населения от переполнившей свои закрома нефтедолларами власти столь же далеки от патерналистских моделей общества, как и государственно-мифологическая забота «отца народов» о своих подданных.

Функции и перспективы «смиренного» недовольства. Как представляется, их не стоит сводить к функциям некоего универсального «фона» (как бы театрального задника) происходящих в обществе процессов любой направленности. Рассеянное и беспомощное массовое недовольство на деле служит средством нейтрализации и обесценивания протестного потенциала, а в более широком плане – средством оправдания сложившейся системы государственного произвола и общественной беспомощности. Вынужденная апелляция недовольных групп к власти предержащей усиливает их зависимость от правящей бюрократии.

Преодоление этой парадоксальной ситуации, по всей видимости, возможно лишь с изменением ее компонентов. Пока перед нами существующие структуры управления и подчинения, трудно представить появление «нормальных» путей общественного недовольства, обеспечивающих повышение уровня массовых запросов и формирования институциональных средств их удовлетворения. Новая, даже многократно усиленная волна массового недовольства образца 2005 г. вряд ли смогла бы изменить характер и уже известные нам судьбы такого недовольства. Никакой перебор сегодняшних компонентов общественной жизни, в том числе с помощью массовых опросов, не способен обнаружить ни в озабоченных «низах», ни в более удовлетворенных «элитарных» слоях реальных «ростков» иной системы отношений между человеком, обществом и государством, которая может и должна быть сформирована с изменением обстоятельств и в результате целенаправленных усилий.

2006

Проблема элиты

Проблема интеллигенции в современной России

Как известно, проблема интеллигенции стала одной из центральных для истории, культуры и политики в России примерно полтораста лет назад. Еще Пушкин определил основные два измерения этой проблемы: «поэт и царь», «поэт и народ» (предполагается широкое понимание функции «поэта», но также и других вершин «треугольника»). Эта проблема всегда имела многообразные актуальные измерения. События последних дней (результаты выборов в Госдуму 12 декабря), как мне представляется, имеют самое прямое отношение к процессу изменения места интеллигенции в нашем обществе.

Вопрос о том, что происходит с интеллигенцией, не нов, уже несколько лет он ставится, например, в такой форме: что случилось с так называемой «перестроечной» интеллигенцией? Куда исчез тот голос, тот колокол, который пять – семь лет назад гудел, гремел, пробуждал – как казалось – страну? Остались те же люди, иногда они выступают, пишут, часто сами недоумевают по поводу происходящего – а голосов как будто не слышно. Многие из тех, кто будоражил и формировал общественное мнение во второй половине 80-х, говорят, что все пошло не так, не туда, хотя никто не может объяснить, почему так получилось. Перед нами кризис интеллигентского самосознания и самоопределения, кое в чем подобный наблюдавшемуся в 1909 г., в период знаменитых «Вех». Но кризис более глубокий, а значит, имеющий отношение к глубинным пластам нашего исторического и культурного существования. Или, иными словами, кризис, обнажающий фундаментальные устои общества. В прессе, на поверхности общественной жизни, сейчас почти такой же набор критических символов и иллюзий, что и 80–90 лет назад: западники, почвенники, отрыв от народа, бездуховность и т. д. Но нет надежд на простые решения – они скомпрометировали себя.