Время подонков: хроника луганской перестройки

– Роман Семерчук хочет по-дружески поговорить с вами…

– С ним по-дружески не получится. – коротко ответил Матвеев.

Следователь кивнул Семерчуку, чтобы приступал к беседе.

– Меня попросили сказать тебе, чтобы ты признался в непредумышленном убийстве… – Семерчук произнес эти слова, как-то тупо, по-деревянному и разозлился сам на себя – не умеет даже произнести фразу по-человечески.

– Где вы нашли этого друга? – насмешливо спросил Матвеев у следователя. – Этому другу я года два назад, чуть не набил морду. Но не стал руки марать о мразь.

Эти слова Матвеева вызвали мгновенный подъем гнева в груди Семерчука – сейчас он посчитается с ним за прошлые обиды! Он резко вскочил и с замахом ударил Матвеева кулаком в лицо. Следователь и тюремщик, не ожидая такого поворота разговора, не успели среагировать. Матвеев вскочил на ноги и дернулся телом в сторону Семерчука. Но тут выскочил из-за своего стола заместитель начальника тюрьмы, у него в руке оказалась милицейская резиновая палка, которой он коротко, но с оттяжкой ударил Матвеева по груди. Тот защититься не мог из-за того, что руки были скованы за спиной. Удар у тюремщика, был отработан и силен, потому что Матвеев покачнулся и стал открытым ртом судорожно вдыхать воздух. Из губы струйкой сбегала кровь.

– Сидеть! – страшным голосом прокричал тюремщик, еще раз замахиваясь палкой, но больше не ударил. И уже спокойно, по-деловому сказал следователю, – с ними надо быть начеку, а то они на все способны. Будем заканчивать?… – Спросил он, видимо, понимая, что дружеская беседа, уже исчерпала себя.

Следователь согласно кивнул – пора заканчивать это бесперспективное дело. Матвеев отдышавшись, с ненавистью посмотрел на всех, переводя взгляд от одного к другому:

– Знайте! Я никогда не был убийцей, и вы меня не уговорите взять на себя липу. Наташу убил унсовец, так и запишите. – Он перевел глаза на Семерчука, – а ты, подонок, даже не научился бить прямым ударом, все по подлому, сбоку. Я тебя еще встречу и поговорю с тобой по-мужски.

Матвеев был сейчас страшен от внутреннего гнева и Семерчук, испуганно глядя на него, скороговоркой ответил:

– Не встретишь меня больше. Я уезжаю жить в Канаду.

В дверь входил сверхсрочник-контролер, вызванный кнопкой заместителем начальника СИЗО. Он скомандовал Матвееву:

– На выход!

Матвеев встал, струйка крови запекалась в черных волосках бороды и, пронзив Семерчука непримиримым взглядом, произнес:

– Я тебя и там достану…

Следователь, обращаясь к Матвееву, сказал:

– Мы составим протокол очной ставки, и внесем ваши слова с угрозой в адрес свидетеля. Это еще одна статья…

Когда Матвеев вошел в створ двойной двери, подполковник окликнул контролера:

– Сразу в камеру не видите. Пусть посидит успокоится, и помойте ему рыло. И только потом в камеру.

Сверхсрочник согласно кивнул, видимо, это было обычное для него дело, и вышел. Теперь уже следователь, со злом спрашивал Семерчука, обращаясь к нему на «ты»:

– Что у тебя с ним произошло раньше?

– Он соблазнил и совратил мою жену. Мне пришлось с ней разойтись.

Нервы не выдержали сегодняшнего напряжения и Семерчук вдруг заплакал. Следователь и подполковник брезгливо смотрели на него, словно говоря друг другу: «И это мужчина?».

– Что ж ты мне раньше этого не сказал. Мы не городили бы этот огород! – огорченно произнес следователь. Больше ему не хотелось говорить с Семерчуком. Они вышли из тюрьмы и расстались.

А через три дня Семерчук с Хрыстей вылетели из Борисполя в Лондон. Там пересадка, а оттуда до Нассау, что на Багамах. А потом Канада и новая светлая жизнь на сытом западе. А то, что жизнь будет сытная, Семерчук не сомневался – деньги у него были. Самолет поднялся выше облаков, которые бесформенной бело-серой массой, кучились внизу. Хрыстя сразу же заснула, как села в самолет. Семерчук прощался с Украиной навсегда. Он хотел всю свою прошлую жизнь оставить здесь, а там начать новую жизнь, ну, почти что с нуля. На ум пришли стихи, переделанные кем-то под стиль великого русского поэта: «Прощай немытая Вкраина, страна рогулей и свиней…». Семерчук, наслаждаясь заоблачным видом, стал размышлять над словами стиха. Рогули – это, понятно, галицийцы – так их презрительно называли поляки, а затем и вся Европа. А вот свиньи? Зачем автор обидел свиней? Видимо, это образ национал-демократов, которые прильнули к финансовому корыту Украины и жрут деньги не просто досыта, а через силу, впихивая их в свое чрево. Видимо, это те, кто управляет Украиной. С разрешением этого вопроса Семерчук заснул, как и его жена. Самолет улетал дальше от Украины и, где-то там, за горизонтом, его ждала новая жизнь.

1999