Время подонков: хроника луганской перестройки

Вся компания прошла в зал и расселась за столом. Милюк произнес:

– Мы не сами пришли – мы с закуской.

Они выложили на стол колбасу и консервы. Николай Михайловский, – высокий, смуглолицый мужчина сразу же предложил:

– Слава, ты открывай консервы, – это он сказал Краснецову, – Витя! – Это было сказано Милюку, – режь колбасу, а я пойду, возьму в холодильнике сало…

Сало, особенно с прорезью мяса, было любимой закуской любой выпивающей компании.

В течение пяти минут стол был готов и Милюк, открыв бутылку «Оковитой» разлил ее в шесть рюмок – Оля тоже не отказалась от выпивки.

– Маловата бутылка для нашей компании, – резюмировал Краснецов, – за что выпьем? Кто скажет тост? Давай, Оля, говори! Ты единственное украшение нашего перестроечного стола.

Оля не заставила себя больше упрашивать и, взяв рюмку в руку, произнесла:

– Ничего нового не скажу. Тост за то, чтобы мы встречались чаще. А то время наступило какое-то смутное. Нам надо быть дружнее. Короче – за нас и чтобы мы всегда приходили друг к другу в гости!

Семерчуку не понравилось слово «смутное» время. Но он промолчал, тем более, остальные уже опрокидывали рюмочки в рот, и надо было ему поспешить. После закусывания начались, пока еще неохотно-робкие, обсуждения текущей обстановки. Вообще-то за годы перестройки советское общество стало страшно политизированным. И до этого народ напихивали нужной для партии политикой, теперь сам народ стал находиться в центре политики. При том, его никто не заставлял, может быть, власти уже не хотели иметь политизированного народа, но их неумелые действия, толкали народ в гущу политических событий, недовольство которых подкреплялось ростом цен на продукты питания и ширпотреб, и их нехватку. Эта политизированность пугала партию, а сейчас конкретно Семерчука, в предчувствии неудобного для него разговора. И действительно начал такой разговор Николай, муж Оли.

– Кажется, Советский Союз разрушается. Уже Прибалтика вышла из его состава, Грузия, может еще кто-то?..

Семерчук понял, что надо отвечать ему, как партийному функционеру.

– Пока до конца они не выделились из состава СССР. Там есть здоровые силы в партии, которые выправят положение…

– Никто уже не выправит! – Перебил его Николай Михайловский. – Раз разрушительный процесс пошел, то его не остановить. Как инженер скажу – дырку в металлической конструкции можно заварить, еще каким-то образом заделать, но это временно – куски металла силой притягивают друг к другу, и эта же сила рвет металл.

Милюк предусмотрительно не стал вмешиваться в столь неприятный для него разговор, только кивал головой в знак согласия, но не говорил и не спорил. Матвеев пока молча переваривал выпитое и закуску, зато Краснецов ответил:

– Скоро и у нас на Украине западенцы захотят отделиться от России. Их за годы перестройки столько понаехало в Киев, что уже все административные места в столице заняли.

– Они организованнее остальной украинской массы и навяжут нам свою волю. – Подхватил Николай Михайловский, – да и русские тоже какой-то аморфный народ. Поддержали народные фронты в Прибалтике… Они думают, что их потом зауважают? Ничего подобного! Предателей всегда выкидывают на свалку, а некоторых, наиболее рьяных, убивают. Предателей не любят, но все пользуются их услугами. Так что русские услужили националистам…

Поднялся небольшой шум. Милюк произнес:

– Каждый ищет себе место, где лучше… – он не уточнил, какое лучшее место ищут, но его фраза вызвала возражение.

Матвеев, наконец, видимо закончив переваривать пищу, ответил:

– Сейчас места под солнцем определяют те, кто затаился в тени. Я имею в виду, что с переходом к рынку, определять жизнь страны будут не политики, а их хозяева, которые не любят публично красоваться.

– Ты не совсем прав, – обратился к Матвееву Семерчук, – будет больше демократии, толерантность во взаимоотношениях…

– Демократия, толерантность, – неожиданно зло отозвался Матвеев, – идеология правителей, для обмана людей, таких как мы. Новое словечко появилось – толерантность. Бряцают им ежечасно по телевидению, в каждой газете пишут о толерантности. Это тоже обман. Толерантность – это состояние, когда задница кипит от злобы, а морда улыбается собеседнику. Это происходит тогда, когда противники равны, но стоит одному из них стать выше, так он съест своего соперника, в любви к которому он недавно признавался, а сейчас готовится убить.

Матвеев замолчал. Оля нарушила возникший разговорный вакуум за столом:

– Что-то серьезные разговоры вы затеяли, – она обратилась к мужу, – Коля! Наливай! А то они мало выпили, что повели серьезные разговоры.

Коля согласно кивнул и открыл вторую бутылку. Снова целая бутылка «Оковитой» оказалась разлита в рюмки, хотя Оля попросила налить самую малость.

– Маловата тара, – резюмировал Николай Михайловский, – но давайте выпьем все-таки за лучшее, не все еще так печально!