Время Полицая (СИ)

Преисподняя подогревает себя двумя мощными источниками тепла. Один из них - половая любовь. Любовь царит на всех этажах духовного бытия, и ад в этом смысле не исключение, только здесь ее власть не всегда приводит к отрадным результатам. Вообще, если верить древним грекам, благочестиво подобравшим практически ко всем земным проявлениям любви порядка тридцати названий, любовь бывает разной. Это даже нам понятно. Непонятно лишь, почему так скудно с амурными словами в великом русском языке. Что мы имеем? Секс? Но это не по-русски... Жалость? ("Он ее жалеет" порой еще встречается в глубинке, однако для большого города безнадежно устарело). Любовь платоническая? Но то, что под ней понимают сегодня, не имеет ничего общего, во-первых, с любовью, во-вторых, с Платоном. Что нам остается? Просто "любовь"? Да, просто она. Или "это", как еще говорят. Мы вынуждены тискать "это" во все щели от рая до ада. Так вот, неугасимый фитилек "этого самого", что распаляет сладострастие смертных, в преисподней жаден и свиреп. Ибо в аду речь всегда идет о так называемой несчастной любви, о таком проявлении "этого", которое в принципе не предназначено для счастья и во все века использовалось промыслом в качестве гильотины и средства устрашения духа и плоти. Рай принадлежит любви божественной, светлой и безличной, а потому непохотливой, прохладной, радостной. Ад - любви плотской и горячей. "Это" в аду настолько же горячо, насколько холодно там, где нас посадили жить. Горячая любовь плавит лед, железо, кожу и кости, лишь бы тело не окоченело и не заснуло в заледеневшей речке Коцит. В противном случае, все бы передохли - кто бы тогда жил в преисподней? Меж адом и раем философствующий грек, вероятно, и поставил градусник со шкалой в тридцать делений, проименовав тот или иной вид "этого". Но к счастью, божественное иногда так приятно мешается с плотским, что "это" уже становится неделимым.

Второй источник тепла - дружба. Не в пример безнадежной любви, в дружбе многое зависит от личного волеизъявления. И еще от субординации. Если жаждать "этого", то есть чужого тела допустимо с любой ступени социального бытия и с любым процентом взаимности (вплоть до нуля), то в дружбе все обстоит куда демократичнее: как только один друг взлетает ступенькой выше своего приятеля, так сразу становится объектом лютой зависти, если не враждебности, со стороны не взлетевшего приятеля. Отношения трещат по швам и хорошо, если друзья не с превращаются во врагов, а просто расходятся с миром по своим ступеням и новым друзьям.

Без "этой" плотской любви и дружбы человек в аду не приживается. Он околевает и в один прекрасный момент засыпает вечным сном.

Также в преисподней существует замечательная возможность, позволяющая совместить оба удовольствия и погреться на двух угольках разом, - это "друг девы".

Убрав с дороги Полицая, социальная и духовная ступень развития которого явно диссонировала с его собственной, Миня, этот душевный парень с человечными глазами, обрел себе подругу. Хорошую, симпатичную девушку Настю.

Хватило нескольких дней, чтобы "это" произошло.

Природа избирает иных душевных парней на роль друга девы, - вечную роль, воспетую в "Белых ночах" и многих сентиментальных творениях.

Дева входит в жизнь друга легко и без комплексов. Без напряга, как любит говорить дева. Нет, она не хватает жертву за жабры на первом свидании. Поначалу даже дело обстоит так, что жертва искренне игнорирует деву, держит ее за дурочку, пусть соблазнительную, юную, но все же такую несмышленую, что… спереть, а потом потерять сумму в пятнадцать тысяч рублей для нее - веселое приключение. Однако совершенно неожиданно...

О, Мадонна, что ты делаешь?!!

... друг девы замечает, как его тело увивают невидимые мягкие щупальца, как лихорадит сердечко, а в животе воцаряется пьянительная, сладостная пустота. В сей предпоследний миг бытия, минут этак за десять до приговора и официального утверждения на должность друга девы, еще не подозревая, по каким скользким рельсам помчится дальнейшая судьба, еще полагая в деве дурочку, еще непохотливо и наивно, он, обреченный на дружбу с девой бедолага, вдруг забывает о сумме в пятнадцать тысяч рублей и становится нечаянным свидетелем небольшой сценки, может быть, этюда с ее участием, что переполняет кубок страстей, о котором он не ведал, и производит ошеломляющее потрясение духа и плоти.

О, Мадонна!