Время Полицая

– А что? – Настя смело устремила в постоянно прыгающие глаза экзаменатора двух серых ангелов за стеклами очков. – Нигде ведь не сказано, что от Беатриче разило перегаром и табачиной, что она была перезрела или мужеподобна, носила платье старшей сестры с дырками на коленях… Она наверняка была обеспеченной девушкой, вовремя вышла замуж.

– Наверняка, – задумчиво согласился профессор. – Наверняка. Так, где они встретились?

– У Люцифера.

– Вы путаете.

– Думаете, если б Дант не встретил Беатриче, она бы когда-нибудь попала в книгу с хорошим концом?

– Не думаю, – усмехнулся профессор. – Так-так…

– Любовь всегда начинается внизу, – обосновала студентка. – Лишь потом, по памяти, ее тащат выше: в рай, на небо, на облака.

– В каком-то смысле…

– С неба открывается совсем иная панорама. Данте он полюбил Беатриче на земле, а не на небе.

Аркадьев удовлетворенно кивнул. Кажется, Настя попала в точку и угадала, что от нее требуется:

– Полюбил и убил, – продолжала она. – Ну, чтобы не мучилась. Отправил на небо.

– Где вы это вычитали?

– Вы же сами рассказывали, как она его прокатила, – вышла замуж за романского бюргера. А он взял и… – Настя выпрямила указательный палец дулом пистолета и громко щелкнула пальцами.

Профессор вздрогнул: палец студентки и серые глаза смотрели на него.

– Ясно? – Настя с наглой улыбкой опустила руку: – Он никому не мог признаться, что убил девушку, которую любил, и всю жизнь мучился: то сделал – не то сделал?

– Но как?

– Мысленно, – без запинки ответила Настя, – Гениальное убийство: чисто, надежно, одним ударом – в сердце. Он убил ее мысленно. Надо быть очень продвинутым, чтобы убить мысленно… Потом у него начался ад: галлюцинации, ломки, мысли. Он бы никогда не стал поэтом и не написал бы Божественную комедию, если б мысленно не убил Беатриче.

– Он бы не убил Беатриче, если б не был поэтом, – сосредоточенно перефразировал Аркадьев. На его нервном лице начали проявляться признаки интеллектуального оргазма. – Вы мыслите, голубица, – с благодарностью произнес он: – Я чувствовал, что вы можете… Вы способны.

– Не стыдно заставлять девушку мыслить?

Пристыжено отвернувшись к окну, профессор подставил Насте красную щеку. Бегающие глазки педагога все реже и реже сталкивались со способной ученицей.

– Теперь я свободна? – спросила Настя. – Вы поставите тройку?

– Вы полагаете, там… – Аркадьев показал на дверь, за которую спешила убежать девушка, – будет лучше, чем здесь? Полагаете, там светит Солнце, поют херувимы?

– Нет.

– Тогда перед тем, как идти, опишите-ка мне состояние дел в нашей щёлке.

– Где?! – не поняла Настя.

– Злые щели.

– …?

– Вы впервые о них слышите?

Настя прищурилась.

– … Восьмой круг, злые щели. Кто там?

– В каком смысле, кто? – замялась Настя.

– Я два часа бился над тем, чтобы вы прекратили корчить дурочку. Вы прекратили – умница. А теперь давайте по делу.

– По какому делу? – зациклило студентку.

– На восьмом круге, в седьмом рве находятся такие узенькие щёлочки… – Аркадьев провел ногтем на столе "такую узенькую дорожку".

Настя замерла.

– Кто в них сидит? – спросил он с бесподобным сарказмом, чувствуя, что отвоевал у противника временно оккупированную пядь земли.

– Это точно последний вопрос?

– Гарантирую, – пообещал профессор.

– Воры, созналась Настя. – Это всё?

Она сделала вид, будто ткнула пальцем в небо.

– Какие именно? Не всех же воров гребут под одну гребенку.

– Я… я не помню.

– А нечего вспоминать – подумайте. Вы же умеете мыслить.

– … Ванни Фуччи? – вспомнила Настя.

Аркадьев недовольно вздохнул:

– Одинокий, больной Ванни Фуччи… Сколько ему еще томиться? Нет, нет и нет. Оставьте в покое несчастного Ванни, он помер тысячу лет назад, ему уже ничто не угрожает. Вы ж умеете мыслить, а слона не видите!

– У меня минус четыре и минус пять, – Настя показала Аркадьеву на свои очки. – Я плохо вижу.

– Да и бог с вами, – разочарованно махнул рукой профессор. – В аду сидят живые люди, – вот что следовало запомнить в первую очередь, а не "Ванни Фуччи". Я столько об этом говорил! Вы же были на всех лекциях.

– Была, – кивнула Настя. – Говорили. «У каждого свой ад, свое чистилище и райский уголок».

– Райский уголок … – усмехнулся экзаменатор. – Да, райский уголок. Приятно иметь с вами дело. Вы меня эадолбали. Ладно, открывайте свою щёлку…

Настя с ужасом увидела, что правая рука Аркадьева залезла в брючный карман, а на его красной физиономии появилась печать неземного удовольствия.

– Да вы что себе позволяете?! – Она подпрыгнула со стула, словно с утюга.

– Что я? – опешил краснощекий. – Что случилось?

Настя, от греха подальше, подбежала к двери.

– Что с вами?! – Не понимал профессор.

– Что с вами, я бы хотела спросить?! Может, здесь и принято раздеваться из-за каждой отметки, но, простите, мне пора!

И без того естественно красный Аркадьев покраснел еще больше:

– Потрудитесь объяснить, я что-то не понял…

– Вы попросили, чтобы я открыла что?!

– Зачетку.

– Щёлку!!

– Не может быть. Вы за кого меня приняли? Черт, кажется, я вас застращал. Приношу свои извинения, но вам послышалось. Я такого сказать не мог.

– Неужели? – не верила Настя.