Время предательства

Гамаш снова положил перед Жеромом бумажку с паролем, тот набрал его и замер – осталось нажать последнюю клавишу.

– После этого возврата уже не будет, Арман.

– Я знаю. Жмите.

И Жером Брюнель нажал клавишу «ввод».

И… ничего не произошло.

– Старое оборудование, – немного нервно сказала Николь. – Должно пройти несколько секунд.

– Вы обещали, что скорость будет быстрее некуда, – заметил Жером с ноткой паники в голосе. – Оно должно работать быстро.

– Будет работать, – пробормотала Николь, быстро ударяя по клавишам.

На экране что-то замельтешило.

– Оно не работает, – констатировал Жером.

– Черт, – взвыла Николь, отрываясь от стола. – Вот кусок дерьма!

– Вы же сами его привезли, – сказал Жером.

– Да, а вы вчера ночью отказались его протестировать.

– Стойте, – сказал Гамаш, поднимая руку. – Подумайте. Почему оно не работает?

Николь нырнула под стол, вытащила и снова вставила спутниковый кабель.

– Есть что-нибудь? – спросила она.

– Ничего, – ответил Жером, и Николь вернулась за стол.

Они оба уставились на свои мониторы.

– В чем может быть проблема? – повторил Гамаш.

– Tabarnac, – выругалась Николь. – Да в чем угодно. Это вам не картофельная шелуха.

– Успокойтесь и попытайтесь мне объяснить.

– Хорошо. – Она швырнула авторучку на стол. – Может быть, плохое соединение. Дефект кабеля. Белка могла его перегрызть…

– Вполне вероятные причины, – сказал Гамаш. – А вы что думаете? – спросил он у Жерома.

– Я думаю, дело в тарелке. Все остальное прекрасно работает. Если хочешь разложить пасьянс – сколько угодно. Проблемы начинаются, когда ты пытаешься подсоединиться.

Гамаш кивнул:

– Нам что, нужна новая тарелка?

Он надеялся, молился, что ответ будет…

– Нет. Это вряд ли, – сказал Жером. – По-моему, ее засыпало снегом.

– Ты что, шутишь? – удивилась Тереза.

– Возможно, он прав, – сказала Николь. – Метель могла намести снег на тарелку, вот почему мы не получаем сигнала.

– Вчера не было метели, – возразил старший инспектор.

– Верно, – ответил Жером, – но снег шел сильный, а если Жиль поставил тарелку чашей вверх, то снега там могло накопиться много.

Гамаш покачал головой. Если бы не серьезность ситуации, то он увидел бы в этом поэзию: современнейшие технологии парализованы обычными снежинками.

– Позвоните Жилю, – попросил он Терезу. – Скажите, я жду его возле тарелки.

Он оделся, взял фонарик и пошел в темноту.

Найти путь в лесу оказалось труднее, чем он предполагал: снег полностью засыпал тропинку. Гамаш порыскал лучом фонарика по снегу, надеясь, что он идет верным путем. Наконец он обнаружил то, что стало теперь лишь едва заметными контурами на плоском снежном одеяле. Тропинка. Он надеялся, что тропинка. И двинулся по ней.

И опять снег набился ему в ботинки, носки стали влажными. Гамаш тащился по глубокому снегу, и луч фонарика натыкался то на стволы деревьев, то на снежные холмики, которые весной превратятся в кусты.

Наконец Гамаш добрался до старой сосны с деревянными ступеньками, приколоченными к стволу. Дыхание у него перехватило, но только на миг. Теперь каждая минута была на счету.

Если ты ночной вор, то и действовать должен ночью. А ночь уходила прочь. Еще несколько часов – и люди начнут просыпаться. Отправляться на работу. Садиться за мониторы. Включать компьютеры. И тогда гораздо больше глаз увидят, что они тут делают.

Старший инспектор посмотрел вверх. Ему показалось, что мостки закружились и стали подниматься все выше и выше. Он опустил голову и оперся рукой о грубую кору ствола, чтобы не качало.

Выключив фонарик, он сунул его в карман, вздохнул поглубже и ухватился за первую ступеньку. Начал подниматься. Быстро. Стараясь опережать мысли. Быстрее, быстрее, прежде чем он потеряет решимость и прежде чем страх, который он выдохнул, вернется к нему в эту холодную, темную ночь.

Несколько лет назад он уже поднимался на скрадок. И даже тогда его охватывал ужас, хотя стоял солнечный осенний день. Ему и в страшном сне не снилось, что он будет снова подниматься по этим хилым ступенькам, когда они обледенеют и покроются снегом. Да еще ночью.

Ухватиться за следующую ступеньку. Переставить выше ноги. Потом за следующую ступеньку. И еще одну.

Но страх нашел его и вцепился ему в спину. И в мозг.

«Дыши, дыши», – командовал себе Гамаш. И натужно вдыхал воздух.

Он не отваживался останавливаться. Не отваживался смотреть вверх. Но наконец понял, что ему придется это сделать. Наверное, он почти добрался. Гамаш остановился и поднял голову.

От деревянных мостков его все еще отделяли шесть ступенек. Он чуть не зарыдал. Почувствовал, как закружилась голова, как кровь отхлынула от рук и ног.

– Поднимайся, поднимайся, – прошептал он в корявую кору.

Звук собственного голоса успокоил его, и Гамаш потянулся к следующей ступеньке, почти не веря, что решился. Он начал напевать себе под нос последнюю песню, которую слышал, – «Гуронскую рождественскую».

Начал петь вполголоса.

– «Хор птиц на зиму улетел под солнце теплых стран», – выдохнул он в ствол.

Он скорее декламировал, чем пел, но песня хотя бы занимала его обезумевший мозг.

– «Взамен нам Гитчи Маниту[63] хор ангелов прислал».