Время предательства

– И что же вы сделали? – спросил Жером.

– Что я мог сделать? Я перестал пилить деревья и потребовал, чтобы моя бригада тоже перестала. – Он взглянул на свои огромные, грубые руки. – Они, конечно, решили, что я спятил. Я бы тоже так решил, если бы не слышал их голосов.

Жиль посмотрел в глаза Жерому:

– Какое-то время я мог жить, отрицая это, но когда узнал наверняка, то не мог отказаться от своего знания. Вы меня понимаете?

Жером кивнул. Он понимал.

– Жиль теперь делает замечательную мебель из упавших деревьев, – вступил в разговор Гамаш. – Мы с Рейн-Мари купили несколько его изделий.

Жиль улыбнулся:

– На жизнь этого, однако, не хватает.

– Да, если уж зашла речь о деньгах… – начал было Гамаш.

Жиль остановил его взглядом.

– Больше ни слова, – предупредил он.

– Désolé, – сказал Гамаш. – Извините.

– Я рад, что помог вам. Могу остаться, если хотите. Тогда я буду рядом, если понадобится моя помощь.

– Спасибо, – сказал Гамаш, поднимаясь. – Мы позвоним, если что.

– Я приеду завтра утром. Буду нужен – ищите меня в бистро.

Надев куртку и уже взявшись за дверную ручку, Жиль оглянулся:

– Знаете, почему воры ходят по ночам?

– Вы называете нас ворами? – не без удивления спросила Тереза.

– А вы – нет?

Арман закрыл дверь и посмотрел на коллег:

– Нам нужно принять кое-какие решения, mes amis[56].

Жером Брюнель задернул занавеску и вернулся на свое место у огня.

Уже приближалась полночь, но они обрели второе или третье дыхание. Они варили кофе, добавляли дрова в камин, выгуливали Анри, который теперь спал, свернувшись у огня.

– Bon, – сказал Гамаш, подавшись вперед и заглядывая в их лица. – Что будем делать дальше?

– Мы не готовы к подключению, – заявил Жером.

– Вы говорите, что не готовы, – возразила Николь. – Но чего вы ждете?

– Второго шанса у нас не будет, – отрезал Жером. – Когда я оперировал пациентов, я не думал: «Ну, если не получится, то переделаю». Нет. Одна попытка, и больше ничего. Мы должны быть уверены, что готовы.

– Мы готовы, – гнула свое Николь. – Больше ничего не случится. Никакого нового оборудования не появится. Никакой помощи не будет. У вас есть все, что у вас может быть. Точка.

– Почему вы так нетерпеливы? – спросил Жером.

– А почему вы так терпеливы? – ответила она вопросом.

– Хватит, – сказал Гамаш. – Чем мы можем помочь, Жером? Что вам еще нужно?

– Я должен выяснить все об аппаратуре, которую привезла Николь. – Он посмотрел на молодого агента. – Зачем нам два компьютера?

– Один для меня, – ответила Николь. Она решила говорить с ними, как с Анри. – Я буду зашифровывать канал, которым мы воспользуемся, чтобы войти на сайт Квебекской полиции. Если кто-то засечет ваш сигнал, им придется взламывать шифр. Таким образом мы выиграем время.

Последний аргумент все поняли, даже Анри, но им нужно было поразмыслить о шифровке.

– Вы хотите сказать, – проговорила Тереза, медленно включая мозг в технический разговор, – что, когда Жером станет набирать что-то на клавиатуре, оно будет кодироваться? А потом код будет шифроваться?

– Именно, – кивнула Николь. – Еще до того, как сигнал покинет комнату.

Она замолчала и еще теснее обхватила себя руками, словно стальными лентами.

– Что такое? – спросил Гамаш.

– Они все равно вас найдут. – Голос ее звучал мягко. Без всякого торжества. – Моя программа только усложняет для них ваше обнаружение, но не делает его невозможным. Они знают, что делают. Они нас найдут.

От старшего инспектора не ускользнуло, что в мгновение ока «вас» превратилось в «нас». Более важных превращений он в последние дни не слышал.

– Они узнают, кто мы? – спросил он и заметил, что хватка рук молодого агента на собственном теле ослабла.

Николь чуть наклонилась вперед:

– Интересный вопрос. Я намеренно создала шифровальную программу, которая выглядит корявой, бесхитростной.

– Намеренно? – спросил Жером, не уверенный, что это вообще делалось с какой-то целью. – Кто бы стал такое делать? Бога ради, зачем нам нужна «корявая» программа? Нам нужна лучшая.

Он посмотрел на Гамаша, и старший инспектор увидел в глазах друга легкую панику.

Николь не ответила. Либо потому, что наконец поняла огромную силу молчания, либо потому, что почувствовала себя оскорбленной. Гамаш подозревал второе, но молчание дало ему время поразмыслить об очень хорошем вопросе Жерома.

Зачем делать программу, которая кажется бесхитростной?

– Чтобы сбить их со следа, – сказал он наконец, посмотрев на раздраженное лицо Николь. – Они увидят нас, но не примут всерьез.

– C’est ça, – подтвердила Николь, немного расслабившись. – Именно. Они будут ждать серьезно подготовленную атаку.

– Все равно что выходить с каменным топором на ядерную войну, – сказал Гамаш.

– Да, – кивнула Николь. – Если нас обнаружат, то не воспримут всерьез.

– И действительно, кто будет опасаться камня? – подхватила Тереза.

Если забыть об истории Давида и Голиафа, то реальность состояла в том, что никто не рассматривал камень как оружие. Она посмотрела на Жерома, думая, что он отнесется к этому с пренебрежением, но, к своему удивлению, увидела, что он восхищен.