Время просить прощения

Вопросец скользкий, ответишь тут, что думаешь, придушат как котенка. Но вслух сказал другое:

– Зачем нас убивать? – искренне не понимал я.

– А кормить нас чем? Немцам самим жрать чего-то надо, вон все деревни грабят так, что местным людишкам хоть в гроб ложись, ничего не оставляют. Гнилую картошку и ту выгребают, наверное, для пленных, вряд ли сами будут ее жрать. Народ, кто не отдает съестное, просто убивают. Насмотрелись тут, и сараи с людьми внутри, сожженные дотла, видели, и повешенных, да много чего было.

– Да быть не может, не грабят же они гражданских, может, покупают…

Я реально думал, что все это пропаганда. Ну не могут немцы, европейцы, так поступать. Они же цивилизованный народ. Лагерные эсэсовцы не в счет. Это нашим глупым гражданам засрали мозги пропагандой, вот и верят во всякую чушь. Не успел так подумать, как вновь вспомнился недавний лагерь и пытки… Но ведь так поступали с нами, солдатами вражеской армии, неужели и с мирными жителями делали то же самое?

– Слышь, блаженный, заткнись лучше, не доводи до греха, а то хлопну лопатой вдоль хребта, будешь знать, – толкнул меня в плечо высокого роста мужик.

Хотя, если приглядеться, какие они мужики? Такие же парни, как я, только выглядят как-то старше, не привычно для моих глаз. Тут двадцатилетний парень выглядит как сорокалетний мужик, вот и казалось, что вокруг все такие старые…

– Нет, надо попросить еще раз, просто это часовой был, ему, наверное, не положено с нами разговаривать. Будет офицер какой-нибудь мимо проходить, я спрошу, – все же не оставил я попыток переубедить наших бойцов.

– Ну-ну, спроси, мы вот слыхали в лагере, у немцев даже приказ командования существует, чтобы уничтожать как солдат, так и мирное население. Солдат для того, чтобы не было сопротивления, а также для экономии продовольствия, а мирных граждан для того, чтобы очистить территории, нужные для заселения немецким народом, – усмехнулись пленные.

Есть очень хотелось, но что поделать, когда еды просто неоткуда взять? Вряд ли немецкие генералы будут в чем-то ограничивать своих солдат ради пленных. Конечно, тот парень, говоривший, что немцам нас нечем кормить, скорее всего, прав. Где взять столько еды? Нас тут столько собрали, что уже больше, чем самих немцев, наверное. Но спросить все же надо, уж очень сильно хотелось есть и пить…

Конечно, никто нас так и не кормил. Вот на следующий день, когда таскали очередные шпалы, я и сдался. Не было сил совсем, ноги не шли. Вновь обратился к конвоиру, за что получил прикладом в бок. Упав, встать я уже не смог. Усталость, голод, злость и одновременная апатия, сделали свое черное дело.

– Вставай дурень, застрелят же! – услышал я возглас пленных, но ничего сделать не мог.

Я лежал, прижав руки к ушибленному месту, и выл от злости и боли. Да что же это такое? Как? Сколько можно? Неужели наши коммуняки не врали, рассказывая о немцах? Может, это они просто злятся на то, что Красная Армия им мешает, разрушает мосты, железные дороги? Почему немцы, как и любые европейцы, в будущем – нормальные люди, а здесь такие злые? Вопросов у меня столько, что жизни не хватит все задать, а уж ответить на них и вовсе некогда. Как стал сюда попадать, ни разу не было времени в достатке, чтобы подумать. Постоянно какая-то беготня, отчего я просто с ума схожу. Хоть денек бы дали, хоть час!

В этот момент я почувствовал, как меня схватили за руки. Сил сопротивляться уже не было, я просто смотрел в небо, холодное осеннее небо и плакал. Слезы текли ручьем. Что мне делать, как быть?

Ответ пришел быстро. Меня бросили в лужу, прекратив тащить, затем два немецких солдата отошли чуть в сторону, я провожал их взглядом, не вникая даже в то, что будет дальше. Лужа была большой, и я мгновенно промок. А было все просто и печально. Солдаты развернулись, встав в трех метрах от меня, и, вскинув винтовки, выстрелили.

Двойной удар в тело, один – в районе груди, второй – ниже, в живот. Боль была, но знакомая, что ли? Резкая, пронзающая меня насквозь волна пролетела, и в глазах вновь стало темно. Как же страшно это, понимать, что умираешь, а еще страшнее постоянно этого ждать…

«Убили!» – вот первая мысль, что проползла в голове. И стало как-то даже легче, что ли. Меня опять просто убили! Что, опять в больнице? Может, хоть теперь насовсем?

Осматриваясь, невольно закашлялся. В палате было светло и тихо, никого вокруг. Вызывать медсестру не хотелось, наслушался в прошлый раз. Что же это со мной? Этот дед, что, колдун какой-то? Или это глюки? Но, блин, уж больно какие-то реальные глюки. Как он говорил, я сам себе это все создаю? Бред какой-то. Как? Как я могу такое придумать? Тут даже самому кровавому фантасту не под силу подобное замутить, что уж обо мне говорить. Тем более создавать самому себе пытки… Это уже из разряда мазохизма.